Один, два, три, четыре, пять!
Будем в прятки мы играть.
Шесть, семь, восемь! Водишь ты,
Скорей из круга выходи.
Девять! Закрывай глаза.
Десять! С визгом кто куда.
Вокруг веселье, гомон, беготня.
Анет считает, началась игра.
Все разбегаются, стихают голоса.
В груди печет от жаркого огня.
Ах, детство – этот милый край,
Жизнь без забот. Не вечен этот рай.
И вскоре сменятся и думы, и мечты.
Еще лишь миг и не ребенок ты.
Ну а пока откинув мысли все,
Бежишь по лабиринту, зная, где
Найдешь сестер Дайан, Вивьен
И братика по имени Ален.
Анет свежа, как молодая роза.
От бега на щеках румянец заалел.
Для пылкого юнца несбыточная греза.
Вот так и я ей вслед не раз смотрел.
Она среди зеленых стен, как фея,
В красивом платье с шалью на плечах,
А с лентой в волосах играет ветер.
И день и ночь она в моих мечтах.
«Анет, ты ищешь?» «Да! Я рядом»:
Кричит, но тут же звук в груди затих,
Когда встречается со мною взглядом
И делит пылкий поцелуй меж нас двоих.
«Илберт, ты право сумасшедший!» «Знаю».
«Тебя заметят сестры». «Что же пусть.
Анет, тебя одну к груди прижать желаю
И разрешения на брак дождусь».
«Отец нам не позволит, ты же знаешь!
Моя безвольная рука давно уж отдана
Другому, что меня намного старше,
Но сердцем и душой навеки я твоя!»
«Я украду тебя, Анет!» «Нет, милый,
Иначе горя и беды не миновать».
«А как бы мы чудесно вместе жили».
«Люблю тебя, но я должна бежать» .
Анет исчезла в поворотах лабиринта,
Оставив тонкий шлейф своих духов.
В висках стучит, и снова рана вскрыта,
А суть ясна любому и без слов.
И вот одной ногой на перекрестке…
Уйти иль постучаться в дверь?
Я был так рад удавшейся поездке,
Но в замешательстве стою теперь.
«В нас слово бога, – шепчут мои губы. —
Но вопреки рассудку следуем иным.
В нас вера, что накидывает путы.
В нас буря, что по венам гонит дым».
«Илберт! Глазам не верю. Ты ли?
Сын друга моего Гаспара Гоатье.
Спина к спине мы с ним пиратов били
На шхуне "Эспаньола" по весне.
Эх, столько лет…» «Мне было десять».
«Вот это да! Летят к чертям года».
«Пред вами я в смирении надеюсь
На дружбу, ведь она как сталь крепка».
«За помощью иль по отцовской просьбе?
Исполню, что по силам, только знай,
Сегодня будешь моим милым гостем,
Поведаешь про милый сердцу край».
«Спасибо за гостеприимство ваше!
Позвольте высказать, что на душе
Лежит тяжелой глыбой, камнем,
Но даже с грузом этим я живу в мечте.
Терпеть нет мочи, от любви хоть в петлю!
Ведь сердце замирает рядом с ней,
И образ милый в памяти лелею,
Сжигая праздную беспечность дней».
«Мой мальчик, ты влюблен и не на шутку,
Не уж на свадьбе вскоре пировать?
Иди, дай, я пожму, как другу руку».
«Месье Робер, как знать, как знать…»
И я во всем, как на духу признался.
Что той весной, лишь шхуна в порт пришла.
Мать ликовала: «Сын отца дождался!»
И слезы счастья навернулись на глаза.
Причал гудел, вернувшихся встречая.
Здесь сестры, браться, семьи и друзья
Целуются и сходятся в объятьях.
Их вера в жизнь, надежда так крепка.
«Я тоже был там, помните, конечно.
Стоял среди толпы, держал за руку мать.
Вот появился рядом голос нежный,
И я готов был вслед ему бежать».
«Так и теперь готов идти я следом,
Под нежным взглядом таять, замирать.
Вручите руку и судьбу невесты в белом,
Чтоб смог Анет своей женой назвать.
Я знаю, так внезапно, неуместно
Просить руки, едва ворвавшись в дом.
Мой долг сейчас, признаться честно,
Не оставлять сомнений на потом.
Коль согласитесь, озарите счастьем,
Наполнив чашу жизни до краев,
Соедините наши руки высшей властью.
Я жду от вас напутствий, верных слов».
«Месье Робер в лице переменился. —
Мой мальчик, ты вина напился
В таверне, что за храмовым крестом?
Ты выпил пару кружек эля днем?»
«Нет, я не пил, месье и говорю серьезно».
«Тогда к чему нелепый бред несёшь?
Решать вопрос женитьбы крайне поздно,
Ступай же подобру и жизнь свою спасешь».
«Я не уйду, месье, покуда верю в чудо».
«Мальчишка, ты витаешь в облаках.
К порогу светскому пришел из ниоткуда
И не найдёшь ты выгоды в моих словах».
«Ну да! Отец в Бретани носит славу рыбака.
К тому же он барон, что передаст мне титул.
Вы друг ему, но смотрите, как прежде, свысока.
Не прочь, чтоб Гоатье навеки сгинул.
Да! Мы владеем шхунами, торговыми рядами.
Старушка "Эспаньола" так же на плаву,
Её борта, как прежде омываются волнами,
А рыба лишь разменная монета, что в ходу.
И честью я клянусь, что бедность не коснется,
Не сгорбит спину от трудов моей Анет.
Вам радость нянчить внуков доведется,
А нам своих через десятки лет».
«Нет! Это невозможно дольше слушать!
Наглец! Взаправду думаешь, что без тебя
Мою Анет несчастья будут мучить?
А если так случится… Будет жить терпя.
Оставим ссоры, как сказал, так будет,
Ты не коснешься старшей дочери моей.
Идём, вода со льдом твой пыл остудит,
Ты успокоишься, вернув беспечность дней».
Стою пред ним в упрямой горделивой позе,
Сжимая в пальцах до бесчувствия эфес.
И воздух накаляется меж нами на серьёзе.
Из ножен шпага, а во мне играет бес.
Не думал о плохом и не хотел, так вышло.
Угроза брошена, но вмиг пресечена.
Месье Робер из рук оружие выбил.
И вот от шпаги на полу лишь два куска.
Безумный рык и за грудки меня хватают.
В лицо кулак с печаткой. Это боль!
На шум возни прислуга прибегает,
