Читать онлайн полностью бесплатно Наполеон Бонапарт - Афоризмы

I

Когда народ продажен, беспомощен любой закон, кроме тирании.

II

Как всякого властителя, свершившего вы дающиеся деяния, меня нередко переоценивали; но сам я всегда сознавал свою истинную цену.

III

Европейские монархи построили свои армии по образцу моей. Это вполне естественно; но главное ведь – знать, как ими управлять.

IV

Я очень мало забочусь о мнении парижан: они как те трутни, что беспрестанно жужжат, а смыслят в серьезных вещах не более чем мартышка в метафизике.

V

Я не буду писать до тех пор, пока лондонским клеркам не наскучит читать мои письма.

VI

С тех пор как я взял бразды правления в свои руки, мой главный советчик всегда находился в моей голове; и я был прав: ошибался я, лишь прислушавшись к своим советникам.

VII

Говорят, я оскорбил прусскую королеву, – ничего подобного. Я сказал ей: «Женщина, возвращайся к швейной иголке, сиди дома с семьей». Она обиделась, – но я не виноват. Я даровал свободу ее дорогому Хатцфельду, который, не будь ее, был бы расстрелян.

VIII

Надо признать, что судьба, играя с человеком, прелюбопытно устраивает дела в мире.

IX

Людовик XIV зимой выиграл Франш-Конте, но в ноябре он не дал бы сражения под Москвой.

X

Так союзники всерьез опасаются меня? Не советую им посягать на мое величие, это может им здорово повредить.

XI

В Потсдаме я нашел великолепную шпагу Фридриха и ленту, которой он перевязывал свои указы; и эти трофеи я ценю много больше, чем все миллионы, выплаченные мне Пруссией.

XII

Ваши подчиненные никогда по-настоящему не поддержат вас, если только не будут уверены, что вы непреклонны.

XIII

Я знаю анекдоты о европейских дворах, которые могут потешить современный мир, но мне чужда сатира.

XIV

Когда боль и дела покидают меня, я перечитываю Макиавелли, и теперь еще больше убежден, что он не смыслит ничего.

XV

Мой план высадки в Англии был грандиозен; я взялся построить порты и корабли. Брюи показал себя достойным помощником в этом предприятии; он взрастил пламенный ум в слабом теле.

XVI

Европейские журналы довольно несправедливо сравнивают террор 1793 и 1815 годов: не вижу ни малейшего сходства между ними: в одном все грандиозно, ужасающе и величественно, в другом же все подло, низко и мелочно. В 1793-м головы поправших закон довольно часто падали одновременно с головами их жертв; в 1815-м трусы и негодяи безрассудно проливали кровь побежденных и пили кровь преимущественно ради удовольствия ее пить. Режим 1793-го поглотил его собственных детей; режим 1815-го оставил их в живых. Никаких положительных последствий этого я не замечаю.

XVII

Нерешительность действует на принцев так же, как паралич – на движения ягнят.

XVIII

Если бы «Илиада» Гомера была написана современником, она бы никому не понравилась.

XIX

У моих солдат нет вины предо мной; это я виновен пред ними.

XX

Те, кто ищет счастья в роскоши и беспутстве, подобны людям, предпочитающим великолепие горящей свечи солнечному свету.

XXI

Я сделал достаточно для потомков: я завещал свою славу сыну, а памятники – Европе.

XXII

Вульгарное тянется к великим; и не ради их самих, а ради их могущества, а те достигают своего из тщеславия или потому, что хотят этого.

XXIII

Аббат де Прадт писал проповеди, планы военных кампаний и исторические сочинения; у него превосходный вкус на романсы, и он забавный архиепископ.

XXIV

У муниципального управления есть преимущества. Его недостаток в том, что оно не монархическое. Подданные слишком далеки от власти; это знание очень пригодилось бы древним галлам. Цезарю, завоевавшему их, такое управление пришлось по душе.

XXV

Справедливый человек – образ Бога на земле.

XXVI

Мы слабы из-за лени или недоверия к самим себе; горе тому, в ком сочетаются обе эти причины: если это простой смертный, то он ничтожен; если король, то он ничтожен вдвойне.

XXVII

Путешествие в Сен-Клу было всего лишь маскарадом; пыл революции и партии не могли противостоять мне и Франции. Фракции были в меньшинстве; они сделали единственное, на что были способны, – они сбежали. Еще были группы, которые более чем запутались в своих рядах; а также тот, кто выступал в роли Брута и двадцать четыре часа спустя был весьма обязан мне за то, что его выбросили вон.

XXVIII

Глупец имеет огромное преимущество перед образованным человеком: он всегда доволен собой.

XXIX

Если вы хотите узнать, сколько у вас настоящих друзей, попадите в беду.

XXX

До Ватерлоо я думал, что в Веллингтоне таится военный гений. Сведущие люди были поражены, когда он выстоял при Мон-Сен-Жан[1]: если бы не этот случай, ни один англичанин не ушел бы от меня. Он должен благодарить за свою удачу прежде всего счастье, а затем – пруссаков.

XXXI

Древняя Греция известна семью мудрецами; в Европе я не вижу ни одного.

XXXII

Между остроумием и здравым смыслом гораздо большая пропасть, чем люди склонны считать.

XXXIII

В Европе копируют мои законы, устанавливают подобные моим учреждения, заканчивают мои начинания, перенимают мою политику, подражают многому, вплоть до того тона, который задавал мой двор: значит, мое правление было не столь абсурдно и нелепо, как о том говорят.

XXXIV

Храбрость – судьбоносная монетка: кто-то, дрожащий перед топором экзекутора, смело встретит смерть от руки врага. Существуют лжехрабрецы, так же как и поддельные монеты. Словом, храбрость – врожденное качество; мы не можем получить его по своему желанию.