Наконец юная поэтесса сдалась.
Облизнув пересохшие от страсти губы, я стал дрожащими от возбуждения пальцами расстегивать пуговички на ее шелковой блузке в мелкий цветочек. Осталась последняя, и тогда… Тогда я…
И в этот самый момент кто-то начал яростно колотить по моей голове пустой консервной банкой. От дикого шума я подскочил в кровати на полметра и, распахнув глаза, стал очумело озираться.
– Где она?..
Поэтессы нигде не было.
Я посмотрел на свои пальцы, все еще сонно перебирающие желанные пуговички, и ими же придавил кнопку ненавистного будильника.
Тут же зазвонил домашний телефон.
– Да, – просипел я в трубку.
– Спишь, черт кудрявый, а у меня всю последнюю партию твоих книг арестовали!
Я понял, что обращаются именно ко мне, поскольку я вполне еще кудряв. А вот о какой партии речь идет, въехал не сразу. Только хотел уточнить, как запищал сотовый телефон.
– Одну минутку, – сказал я в трубку домашнего телефона. – Да? – уже в тембре проговорил я в сотовый телефон.
– Вася! Василий! Где ты, Вася? – с ходу стал надрываться кто-то на другом конце. А так как меня звали Васей, я понял, что на свет божий призывают меня.
– Тут я. Слушаю, – сообщил я в телефон.
Там очень обрадовались.
– Вася, елки-палки, давай скорее к нам! Тут у нас такое…
Что у них там, я не дослушал – позвонили в дверь.
– Кто? – крикнул я издали, не подходя к глазку.
– Пушкин.
– Какой еще Пушкин? – оторопело переспросил я.
– Самый обыкновенный. Который вас, Василий Петрович, на машине возит.
– Тьфу ты! – плюнул я с досады. Собственного водителя не узнал. – Сейчас… иду…
Я прижал к уху сотовый телефон. Там, не заметив, наверное, моей отлучки, уже заканчивали:
– В общем, понял? Давай, вали к нам.
И не успел я переспросить, что должен понять, кому давать и куда валить, как мой собеседник отключился.
Надевая брюки, подхватил трубку домашнего телефона, но там слышалось только пикание. Видимо, с арестованной партией книг разобрались без меня.
Часы. Кейс. Свежий платочек. Зеленое яблоко в зубы. Газету – в карман. И – в лифт.
Спускаясь с тринадцатого этажа, и яблоко можно сжевать и сон, зажмурясь, вспомнить – времени на все хватит.
Кофточка… Что же это была за поэтесса такая? Лицо никак не припоминалось.
В машине включил радио – узнать, кого из знакомых издателей за эту ночь убили. Знакомых не оказалось.
Михалыч вопросительно посмотрел на меня. Куда, мол. Водитель был намного старше меня, но у нас были дружеские, на равных отношения, и поэтому на его задверную шутку я только и сказал:
– В следующий раз представляйся Чемберленом – быстрее проснусь. А сейчас давай в арт-клуб – сегодня меня снимают на телевидении. Прямой эфир, надо выглядеть шикарно.
Прежде чем войти в дверь клуба, я попросил Михалыча позвонить в офис и узнать мое расписание на сегодняшний день.
Сперва в раздевалку. Потом на бегущую дорожку. И под душ – горячий-холодный, горячий-холодный. И к парикмахеру. Эдик – мастер высшего класса.
Кофе с холодной минеральной водой. Задержал на секунду официантку – может, это она нынче снилась. Пожалуй, нет, та стихи читала.
Посмотрел на себя в зеркало – орел!
Вот бы сразу таким просыпаться.
Сел в машину и закурил, наконец, первую. Михалыч, как всегда, поморщился и демонстративно открыл кнопкой окно с моей стороны.
Я просмотрел его каракули в блокноте и поехал в банк. Там должны были вернуть мне полторы тысячи долларов, их ошибочно сняли с моей карточки в мюнхенской гостинице, когда мы встречались с писателями Германии.
Дежурно улыбающаяся девушка попросила зайти через месяц, когда придут все мои счета. Я с выражением посмотрел на ее лицо-маску, но заводиться не стал – утро ведь еще.
По дороге в офис ответил на дюжину телефонных звонков. Разобрался с арестом партии книг и выяснил, куда меня приглашали сегодня с утра пораньше.
У входа в офис мой спившийся школьный товарищ традиционно отрэкетировал меня на сумму, равную самому ходовому нашему российскому торговому эквиваленту и передал очередные «Записки из подворотни».
Набрал цифры на кодовом замке – дверь не открылась. Постучал кулаком по металлу.
– Чево? – спросили за дверью.
Я популярно объяснил, «чево».
– А-а… – поняли за дверью и открыли. – А мы код сменили.
– Понятно, – сказал я. – Только предупреждать надо.
На меня посмотрели, как на идиота.
Я не стал объяснять, что если человеку не сообщать о смене кода, то ему сложно будет открыть замок, разве что он обладает талантами медвежатника. А только махнул рукой и двинулся к своему офису в глубине здания.
Моя секретарша Зоя сидела с заплаканными глазами.
– Что с тобой? – мимоходом поинтересовался я.
– Ничего, соринка.
– Ага, – понятливо ответил я. Похоже, очередной поход за очередным мужем закончился не совсем удачно.
Прошел к себе в кабинет, до потолка заваленный рукописями, журналами и книгами. Включил телевизор, приемник, компьютер, факс.
