Где-то там, в одном городе – точно таком, как все,
Что шумят, и пестрят, и меняются каждый миг,
Воин жил, что на воина не походил совсем,
Да и зваться так много столетий назад отвык.
С каждым новым рассветом, проснувшись, чего-то ждал,
Шёл куда-то туда (куда день ото дня ходил).
Глянешь в прошлое – кто он, откуда? Пролом, провал.
А в грядущее? Что там? Туман впереди один.
Воин точно не помнил, в какой из своих дорог
(По которым когда-то драконы гуляли в ночь)
Променял он свой меч, ветром кованый… на перо.
Оставляй всё, да из головы и из сердца прочь.
Он теперь человек, как и сотни других людей.
Не опять, милый, снова повадки учить судьбы,
Только воин, в извечной привычке к тому своей,
Не оставил и в каменных крепких тисках борьбы.
Но борьбы за кого? И за что? И зачем? И с кем?
И не сам ли он – этот безжалостный злобный враг?
Может, даже и так. В ожидании перемен,
Он писал, погребая себя под горой бумаг.
Думал. Мысли текучи, изменчивы, как вода.
Как вода в океане: то шторм, то внезапный штиль.
Вот, взлетаешь на гребне: "Сдаваться? Да никогда!"
И ничто не удержит тебя, не собьёт с пути.
Вдруг корабль под ногами морским обернётся дном…
Припечатает сверху ладонью к асфальту мир.
Нам, отчаянным, в общем, и выбора не дано,
И единственный способ спасти себя – быть детьми.
Воин искренне верил, что всё-таки есть добро
В этом мире, в улыбках, в умах и сердцах людей.
В небеса рассыпал воин звёздное серебро,
И в кромешной ночи становилось чуть-чуть светлей.
Он не ведает, кто он, и что его дальше ждёт,
Только он – среди нас. Кто-то: я, он, она ли, ты,
Он живёт… Где-то там, в одном городе, он живёт…
Белокрылый хранитель тепла, доброты, мечты.
2017
* * *
Данила не мог представить, что в этой жизни существует что-то более мучительное, чем вставать под павлиньи вопли будильника. Конечно, давно существовали красивые мелодии с журчанием ручьев и пением птиц, однако сам Данила под них исключительно засыпал, а людей, способных на обратное, считал представителями какой-то особой расы нечисти. Сначала вставать под щебетание птиц, а потом что? Они, наверное, и осиновых кольев с чесноком не боятся. Страшные люди.
Однако оказалось, что хуже быть всё же может. А именно когда тебя выдёргивают из сна телефонным звонком, и твоя задача не просто проснуться, но как-то по-быстрому обрести способность говорить членораздельно.
– Да?.. нила Корицын слушает, – пробормотал он.
Из динамика послышалась воодушевлённая английская речь, изрядно преломлённая немецким акцентом. Данила знанием английского не блистал, а тем более рано утром, да ещё и с таким произношением. Нужно было выкручиваться, и поэтому он сказал первое, что пришло в голову.
– Простите, я пьян, поговорите с моим братом, – выдал он по-английски, и голос в трубке издал недоуменный возглас, предположительно означавший «что, уже?».
Данила прикрыл микрофон ладонью и, набрав побольше воздуха, крикнул:
– Макар! Ты нужен мне, брат мой!
Нотки трагизма в его голосе хватило, чтобы Макар явился.
– Что ты сделал? – с ходу спросил он.
– Э… вот, поговори с человеком.
Сплавив Макару трубку, Данила собирался продолжить спать, однако планы его были сорваны в тот самый момент, когда Макар распрощался со звонившим.
– Ты нормальный? – прелюдии Макар не любил, и говорил всё прямо и сразу. – Это был Генрих Шварц, музыкант из группы «Ловец душ»!
Данила мгновение взвешивал информацию.
– И… чего он хотел?
– Пригласить нас сыграть у них на разогреве. Это же настоящий подарок судьбы! И как тебе в голову пришло сказать ему, что ты пьян?!
– Сонный, пьяный… не велика разница, да? – меланхолично отозвался старший Корицын.
Данила всегда с осторожностью относился к подаркам. Особенно от судьбы. Истеричная леди. Данила привык, что мир ему ничего не должен.
– И по какому такому поводу наш друг решил впервые за два года так расщедриться?
Макар глянул на брата так, что во взгляде его откровенно читалось: «Идиот – это диагноз».
– Вообще-то у тебя сегодня День рождения. Забыл?
Данила забыл. Свой День рождения он не особенно жаловал. Нет, праздники это, несомненно, здорово, но по иронии всё той же судьбы именно в этот день случилось событие, оставившее в душе Данилы неизгладимый след – он родился. От такого потрясения юноша не оправился до сих пор.
Макар всегда говорил, что именно в этом кроется причина всех проблем в жизни их обоих.
– Ну, и что ты ответил Генриху? – сморгнув задумчивость, переспросил Данила.
– Что ты сейчас же экстренно трезвеешь, может, даже взрослеешь на год, и мы идём на прогон. С Днём рождения.
Макар вздохнул и вышел из комнаты немного быстрее, чем стоило бы человеку, который всеми силами старался сохранять спокойствие.
– И тебе доброго утра, – хмыкнул Данила в закрытую дверь.
День начинался отлично.
* * *
Данила шагал чуть быстрее брата. Каким-то необъяснимым образом он всегда оказывался чуть впереди. Во всём. Особенно это касалось случаев, когда нужно было иметь дело с неприятностями. Несмотря на свой ветреный характер, Данила всё же чувствовал некоторую ответственность за Макара, хотя беспрепятственно готов был признать, что зачастую только собранность, серьёзность и ответственность, с которой Макар подходил к делам, спасала самого Данилу. Они попросту от природы не способны были существовать по отдельности. Попытаться заставить их разделиться, всё равно что атом расщеплять – увлекательно, но точно не приведёт ни к чему хорошему. Старший Корицын не раз размышлял по этому поводу, и каждый раз удивлялся тому, насколько разными могут быть люди, имеющие столь близкую кровную и эмоциональную связь. И действительно, из общего у них было разве что фамилия, брови да ещё безграничная любовь к музыке. Данила был немного выше брата, черты его лица были заметно резче. Бледные голубоватые глаза непременно обрамляла подводка. Данилу мало волновало, что далеко не всем людям был понятен его внешний вид. Он был сторонником чего-то строгого и отчасти готического. А ещё – ярым фанатом всевозможных шляп и котелков.
