2. ПРИЯТНАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ
Павел Петрович Корнецкий был исследователем по особым делам, скорее даже по особенным. Павел Петрович был с виду совсем не солидный – высокий худощавый очкарик, улыбчивый, но не очень общительный. (Вернее, очень общительный, правда, с компьютером, блокнотиком и ручкой.) Корнецкий абсолютно не умел ничего того, что обязан уметь каждый милиционер, а тем более следователь. Просто он не был милиционером, равно, как и не был следователем, сначала числился внешним консультантом, прикрепленным к ГУВД для разработки новых методов ведения следствия. И разрабатывал их настолько успешно, что постепенно к нему стали обращаться за помощью руководители соседних отделов. И вот именно практические результаты, полученные Корнецким, принесли ему определенную известность и должность начальника отдела, сменив Михаила Анатольевича Дынина, чей возраст приближался к пенсионному. Дынин стал руководителем следственной группы.
Корнецкий обрадовался, когда его вызвал Алексей Иванович Сурин, его непосредственный начальник. С памятного дела Красавиных в ОПОП (отделе по особым преступлениям) опять начался период затишья – ну не было особых преступлений в городе. Иногда обращались за помощью другие подразделения, но чаще просили взаймы сотрудников – и Павел Петрович соглашался, а сам продолжал корпеть над докторской, хотя материала на нее все еще было мало.
Вызов же к начальству мог означать какое-то дело. По крайней мере, Корнецкий очень надеялся. Но разговор начался совсем с другого:
– Слушай, Пауль, – (с легкой руки Мартина, кэгэбэшного друга Корнецкого, Алексей Иванович и некоторые другие панибратствующие товарищи звали его так) – что-то давно ты не был в отпуске!
Павел Петрович сразу сник:
– Да от чего отдыхать-то, Алексей Иванович? Сами знаете, у меня от безделья уже мох в ушах растет…
– Нет, надо, надо тебе отдохнуть, в какой-нибудь теплой стране, на морском берегу, позагорать, а заодно хорошим людям помочь и самому опыта поднабраться – и главное, за государственный счет!
– А поподробнее? – заинтересовался Корнецкий.
– Мой коллега и приятель, итальянец, попросил прислать тебя в командировку, у него там дело какое-то очень… особое. В маленьком захолустном, можно сказать, городке исчез старичок, Святослав Евгеньевич Кирсанов…
– Наш, что ли?
– Да, москвич, историк, археолог, журналист, работал долго в Италии, сейчас на пенсии, пишет там книжки по истории и искусству на русском и итальянском. Живет затворником, врагов не имеет, дорогу никому не перебегал… но в доме его обнаружен труп неизвестного. В общем, странная история. Загвоздка еще и в том, что свои записи он ведет по-русски, а местная полиция и с английским-то не очень дружит. Надо бы помочь. У тебя итальянский вроде бы хороший, так что собирайся, загранпаспорт есть, визу в консульстве поставят, билет на ночной самолет забронирован.
– Один я не поеду, дайте мне кого-нибудь из ребят! Вы же знаете, следователь из меня никакой!
– Следователи там свои есть, но ты прав. И я об этом уже подумал. Знаешь, с кем ты поедешь?
– Догадываюсь! Выбор-то небольшой: Михаил Анатольевич прекрасно владеет двумя языками, мне совершенно незнакомыми, – матерным и по фене ботает. У Никиты Кораблева подход рациональный: с английским он вполне справляется, а вот пока в Москве мало итальянцев он их язык учить и не подумает. Серега Пискунов никак не расстанется с детскими представлениями о работе милиции: догонять, хватать, стрелять, случайно оставшихся в живых допрашивать! Так что остается Костик Симонов.
– Точно! – рассмеялся начальник и вызвал секретаршу: – Позовите ко мне Симонова, пожалуйста.
Симонов, переведенный после дела Красавиных в ОПОП энергичный и на редкость доброжелательный 25-летний сотрудник, вошел, несколько встревоженный – вызов «наверх» редко предвещает приятные новости.
