Антон Первушин
Создатель космической утопии
Будущее космонавтики – одно из самых популярных тематических направлений в фантастике. Можно даже сказать, что жанр фантастики сформировался в то время, когда сказочные космические полеты в художественных текстах сменились инженерными проектами, как это, например, произошло в романе Жюля Верна «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут» (1865). Величественная огромность Вселенной, гипотеза множественности обитаемых миров, астрономические тайны будили воображение, и мало кто из «ранних» фантастов не коснулся этой темы.
Разумеется, Александр Романович Беляев не стал исключением и, получив признание на почве популяризации перспектив биотехнологий («Голова профессора Доуэля», «Человек-амфибия», «Вечный хлеб», «Человек, потерявший лицо», «Хойти-Тойти»), вплотную занялся межпланетными полетами.
Надо отметить, что конец 1920-х годов стал этапным периодом в истории космонавтики: видные теоретики начинали первые практические работы в области ракетостроения. Скажем, в Германии появилось целое Общество космоплавания (Verein für Raumschiffahrt), члены которого не только занимались продвижением идеи внеземной экспансии, но и пытались построить настоящую ракету на жидком топливе. О ходе работ регулярно и восторженно писала европейская пресса, что, конечно, замечали и в Советском Союзе, благо здесь был свой авторитетный ученый – Константин Эдуардович Циолковский. Именно на его статьи, признанные в научном мире, опирались такие пионеры советского ракетостроения, как Фридрих Артурович Цандер и Сергей Павлович Королев.
Примечательно, что Беляев обратил внимание на Циолковского задолго до всемирной славы последнего. Мы находим первое упоминание о калужском ученом в статье «Изобретатели», опубликованной в газете «Приазовский край» в январе 1916 года. Беляев писал:
«Вот еще один изобретатель: К. Циолковский, приславший в редакцию свою брошюру о построении металлической оболочки дирижабля без дорогой верфи.
Задолго до опытов гр. Цеппелина К. Э. Циолковский нашел принцип управляемого аэростата с сжимаемой жесткой (металлической) оболочкой.
Более двадцати лет посвятил разработке этой идеи, – принципиальная правильность которой “подтверждена” цеппелинами, – и до настоящего времени не может приступить к ее практическому осуществлению ввиду недостатка средств и общественного внимания.
Мы, конечно, не знаем, насколько целесообразен и удачен проект К. Э. Циолковского (хотя, по его словам, модель аппарата в 2 метра “чисто функционирует”), но, как бы то ни было, на этот проект, в особенности теперь, необходимо обратить внимание, чтобы использовать его, если он пригоден, или указать автору недостатки этого изобретения…»
Как видно из заметки, Беляев, интересовавшийся достижениями науки на грани фантастики, тем не менее ничего не сообщал о важнейшем приоритете Циолковского, позднее обеспечившем тому научное признание. Действительно – две части фундаментальной работы «Исследование мировых пространств реактивными приборами», опубликованные в 1903 и 1911 годах, остались практически незамеченными широкой публикой. В то время и сам калужский ученый не считал свои теоретические изыскания в области космонавтики чем-то важным, предпочитая рассуждать о будущем воздухоплавания. Впрочем, при этом у него уже появились собственные популяризаторы: материалы о значении формулы Циолковского для проектирования будущих межпланетных ракет опубликовали Владимир Рюмин и Яков Перельман – получается, что Беляев их то ли не заметил, то ли не оценил заложенный потенциал.
Осознание пришло позже – в середине 1920-х годов, когда Циолковский начал бороться за свой приоритет, привлекая к процессу других теоретиков. И все же Беляев долго не верил, что практический прорыв в области межпланетных полетов произойдет именно в России, ведь реальность говорила об обратном: первую жидкостную ракету запустил американец Роберт Годдард, первое техническое описание многоступенчатой космической ракеты дал немец Герман Оберт. И о том, и о другом пресса писала как о конструкторах, готовых вскоре отправить исследовательский аппарат на Луну. Поэтому в романе «Борьба в эфире», который Александр Беляев представил читателям в 1927 году под названием «Радиополис», мы видим космический корабль, построенный, увы, не советскими инженерами.
Новый текст был написан под явным влиянием российских утопистов – от Николая Чернышевского до Вадима Никольского. Персонаж «Борьбы в эфире» силой мысли переносится в коммунистическое будущее, в величественный город Радиополис паневропейского паназиатского союза советских социалистических республик. Как было принято в утопиях новейшего времени, он наблюдает различные технические усовершенствования, в корне изменившие жизнь: портативные радиоприемники, персональные крылья, синтетическая еда в виде таблеток, коттеджи в окружении садов. Как обычно, тяжелый труд передоверен автоматам; необременительная обязательная работа не занимает больше трех часов в день, а остальное время жители утопии тратят на творчество. Однако есть еще место, где правят капиталисты – Америка, защищенная страшными «лучами смерти». Пришелец из прошлого становится свидетелем последней битвы, когда коммунары проламывают оборону, и в бой идут армии причудливых машин. После различных перипетий он попадает на огромный космический корабль, который американцы построили для того, чтобы в последний момент сбежать с Земли, обрушив на нее «атомные» бомбы.
