В городе уже второй месяц звучали выстрелы, стоны умирающих и рёв бомбардировщиков. Дороги и фасады зданий были запачканы грязью и кровью, что стало обычным делом для людей в этом месте, наполненном чувством отчаяния вперемешку со страхом. Тех несчастных, которые погибали один за другим, не могли даже похоронить должным образом, сбрасывая в общую «братскую могилу». В полуразрушенных домах, обломки которых служили то укрытием солдат, ведущих стрельбу по врагу, то убежищем для простых людей обосновался отряд бойцов, в котором служил человек по имени Франсуа. Сидя на деревянном, грязном стуле, он молча смотрел на пыльные карманные часы, в крышке которых отражалось кругловатое, зрелое лицо, возраст которого не превы шало 37 лет. Шрам на левой щеке служил памяткой о самом первом дне на фронте. Время от времени он потирал ярко-голубые глаза, которые, впрочем, были помутнены из-за тех ужасов, что видели. Поодаль, в углу, стояла боевая винтовка.
– Медик! Срочно нужен медик! – раздался резкий крик о помощи, что взбудоражил Франсуа.
Сорвавшись с места, он поспешил к источнику звука. В наспех сооруженном лазарете, что когда-то был гостиной, на белой, но местами запачканной койке лежал молодой парень лет 19 в порванной военной форме и с окровавленной рукой, которой он придерживал рану на животе. В его глазах пылала боль с примесью страха.
– Разошлись, разошлись! – басом сказал Франсуа, разгоняя бойцов, столпившихся вокруг раненого.
– Доктор… вы… спасёте меня?.. – тихим и слабым голосом спросил лежащий.
– Тихо. Не трать лишние силы, – попросил медик, нервно перебирая вещи внутри своей сумки, стараясь найти нужную. Достав бинты, он попытался поднести их к ране, но остановился, поняв, что парень перестал дышать. Тяжко вздохнув, он провёл пальцами по его векам, закрыв их навсегда.
– Он мёртв? – спросил подошедший лейтенант.
– Боюсь, что так… – хмуро произнёс Франсуа и, развернувшись, пошёл в свою комнату, стуча сапогами об пол и по пути опрокидывая деревянный комод, с которого посыпались пыльные фото жившей здесь семьи.
Дойдя до места назначения, он хлопнул скрипучей дверью, что еле держалась на петлях. Он сел на небольшой табурет, одиноко стоявший в углу, и положил голову на ладони. Так как Франсуа был военным врачом, он знал, что жизни не всегда получится спасать. Однако такой длинной серии неудач еще не случалось у него. Какой это был пациент за неделю? Шестой? Седьмой? Каждую смерть, которую Франсуа должен был предотвратить, медик воспринимал несколько как свою неудачу, как доктора. Он считал, что если не получилось спасти раненого, то солдат считал себя убийцей, а подобное сводило с ума.
– Франсуа, почему ты не на посту? – спросил вошедший в комнату лейтенант в чистой одежде, что было неудивительно, так как он слыл среди рядовых бойцов трусом из-за того, что большую часть отсиживался в штабе и почти всегда уходил от боя, посылая других на смерть.
– Прошу меня простить, сэр. Я просто немного задумался о своих неудачах— сказал Франсуа чуть заметным презрительным тоном, так как тоже не любил ту черту характера лейтенанта, что упоминалась выше.
– Каких? Если можно спросить, – поинтересовался мужчина.
– Меня гложет то, что я не спас того парня. У него могла быть вся жизнь впереди, но именно я стал той пулей, убившей его… – ответил медик.
– Что за бред? На войне каждый день кто-то умирает. Человеческая жизнь не имеет значения. Одним больше – одним меньше, – фыркнув, сказал лейтенант.
В этот момент в военном враче вспыхнула ярость от чего внутри будто всё загорелось. Сжав кулак и вложив туда всю злобу за подобные слова, он ударил по лицу мужчины.
– Закрой рот! Мне уже надоело видеть, что в этом проклятом аду люди гибнут один за другим и что я не всегда могу их спасти. Что мне сказать их близким?! Ваш сын умер на моих руках из-за того, что я замешкался?! – рявкнул Франсуа. Руки его тряслись, будто осенний лист на ветру, а глаз дёргался с определённой периодичностью, как секундная стрелка карманных часов, что у него были.
– Под трибунал бы тебя за дерзость…– постарался сохранить свою уже изрядно испорченную "честь" лейтенант. После чего он, что-то бормоча себе под нос, удалился из комнаты.
Через несколько часов солдаты встали со своих коек и вернулись на посты. Это было нельзя назвать ни утром, ни вечером, так как казалось, что в этом городе из-за войны время остановилось, будто в стеклянном шаре, в котором всегда лежал снег. Франсуа был в лазарете, ожидая пациентов, пока дверь в очередной раз не скрипнула и не вошёл лейтенант.
– Франсуа, зачем ты здесь сидишь? Ты всё равно никого не спасёшь,– с ехидной ухмылкой произнёс мужчина.
– Если вы надумали меня сломать, то у вас это не выйдет, – после этих слов медик, взяв свою потрёпанную сумку и оружие, вышел из комнаты, а впоследствии и из здания.
Вся улица была серого, безжизненного оттенка. В разрушенных домах только изредка пробегали крысы, но времени на разглядывание здешних видов не было, и Франсуа поспешил на центральную площадь, где шла битва. Со стороны переулков была выстроена оборона. В пулемётных гнёздах уже несколько часов сидели стрелки, что так вцепились в оружие, будто от этого зависела не только их жизнь, но и жизнь целого взвода, что тут находился. Над головами свистели пули и некоторые из них попадали в бойцов, отправляя кого-то моментально, а кого-то долго и мучительно на тот свет.
