Удар гонга отбил вторую стражу[1]. Во дворце стояла тишина, и только ноябрьский ветер завывал между резными колоннами и под изогнутыми карнизами.
Фигура в черной накидке быстро поднималась по высоким ступеням, и императорские гвардейцы вдоль лестницы, завидев ее, вытянулись по стойке «смирно», стряхивая сонливость. Дремавший у дверей евнух услышал шаги, поднял глаза и тут же подобострастно опустил их, узнав мужчину.
– Великий советник[2], – произнес евнух, но не получил от него ответа. Черные глаза феникса[3] скользнули по надписи над дверью – «Дворец душевной чистоты» – и слегка прищурились, придавая бледному лицу мужчины несколько злое выражение, но затем на него снова вернулось равнодушие. Волосы мужчины были собраны в аккуратный пучок, перехваченный золотой короной. Он был высок, широк в плечах, обладал военной выправкой, и казалось, что его присутствие угнетает. Поплотнее запахнувшись в накидку, отороченную черным лисьим мехом, он повернулся к дрожащему на осеннем ветру евнуху.
– Ее Величество еще не легла? – спросил он низким голосом.
– Нет, Ваша Светлость, – пролепетал евнух, украдкой глядя в лицо первого министра империи. Тот смотрел на закрытые двери с резными драконами. – Ее Величество собиралась посвятить вечер завершению картины, а потому приказала ее не тревожить… – без утайки продолжил слуга.
Это был пожилой и опытный евнух по имени Чжоу Су. Великий советник снова перевел на него глаза, разглядывая испещренное морщинами лицо евнуха Чжоу и как будто о чем-то задумавшись. Чжоу Су служил еще у прежнего императора, и годы научили его осторожности и тактичности. Он терпеливо ждал, пока великий советник ответит.
Спустя некоторое время, не дождавшись ответа, Чжоу Су все же заговорил, вырывая мужчину из мыслей:
– Прикажете доложить о вашем приходе?
– Нет. Прикажи… – мужчина махнул рукой, а затем оборвал сам себя: – А впрочем, не стоит. Никого не впускать. – И он толкнул двери в стороны, заходя внутрь. Чжоу Су немного помедлил, а затем закрыл за ним створки и снова замер на своем посту. Евнух крепче сжал ручную грелку, которая уже почти остыла.
Великий советник широким шагом зашел в покои и невольно поежился от тепла, пробирающегося под накидку. После холодной осенней ночи жара в комнате казалась удушающей. Шум ветра стих, остался только еле слышный треск угля в жаровне. Он выдохнул и замер, цепляясь пальцами за застежку у горла. В глубине в окружении свечей над столом склонилась молодая девушка. Ее стройная, даже худощавая фигура утопала в расшитом золотом халате с широкими рукавами. Длинные, распущенные черные волосы спадали на плечи и нависали над листом бумаги на столе, практически касаясь поверхности. Черты ее лица были тонкими, изящными и как будто прозрачными, придавая ей болезненности в неровном свете свечей. Губы, словно лишенные крови, были бледными и плотно сжатыми от напряжения. Одной рукой придерживая рукав, девушка медленно выводила кистью что-то на листе бумаги. Великий советник замер, не издавая не звука.
– Шан Юй, чего ты там застыл? – Неожиданно девушка обернулась, и ее чуть раскосые персиковые глаза[4] внимательно уставились на вошедшего.
Великий советник немедленно опустился на одно колено.
– Приветствую Ваше Величество.
– Не надо церемоний, поднимись, мы же наедине, – девушка махнула рукой, отворачиваясь от него и вновь ставя кисть над листом. – Что тебя привело в столь поздний час?
– Вы уже ужинали? – спросил Шан Юй, медленно поднимаясь.
Мин Сянь, императрица Северной Сунь, не ответила, увлеченная своим занятием. Ее кисть плавно заскользила по бумаге, оставляя ровный след. Шан Юй пристально наблюдал за тонким запястьем, которое обнажилось из-под рукава. Наконец он сделал несколько бесшумных шагов вперед, чтобы рассмотреть, что рисовала императрица. На листе тонкой бумаги красными цветками расцвела зимняя слива. Рисунок был почти завершен. Императрица сделала последний штрих и отложила кисть.
– Закончила! – довольно пробормотала она себе под нос, глядя на рисунок. Шан Юй перевел взгляд с листа на лицо императрицы: в обычно равнодушных глазах плескалась тихая радость от завершенного дела, а на губах играла легкая улыбка. Он сжал кулаки, скрытые накидкой. – Нравится? – спросила Мин Сянь, переводя взгляд на своего первого министра.
– Все, что рисует императрица, выходит великолепно, – отозвался Шан Юй сдержанным тоном, беззастенчиво разглядывая лицо девушки. Легкая улыбка уже померкла, и губы вновь сжались в тонкую линию.
– Тогда Мы[5] прикажем наклеить рисунок на шелк и подарим тебе. – Императрица опустила рукава, скрывая тонкие белые запястья, и отошла от стола, потеряв интерес к рисунку.
– Благодарю Ваше Величество за милость. – Шан Юй тут же вновь опустился в поклоне.
Мин Сянь еле слышно вздохнула, глядя на его коленопреклоненную фигуру.
– Нам это ничего не стоит. Поднимись. Ты пришел по какому-то делу?