Я очнулась и жадно вдохнула, словно только что вынырнула со дна самого глубокого океана. Несколько минут я приходила в себя, а мысли витали где-то высоко над головой. А потом мертвым грузом рухнули обратно в голову.
Где я? Кто я? Ответов на эти вопросы я не помнила. Я понимала, что передо мной зеленеют и шуршат листвой деревья. Я знала слова, я знала, что рассматриваю руку…
– Ааа! – в ужасе я захотела выбросить ее прочь. На пальцах не было ни единого ноготочка. И на второй руке тоже. И на ногах! Мерзость какая!
Пока я осматривала конечности, обнаружила что совсем голая развалилась посреди леса на аккуратно пришлепнувшейся к земле траве. Я клацнула зубами, дабы убедиться, что они на месте.
– Цык, – чуть не прикусила язык. На месте.
Проведя рукой по гладкой лысине я, уже не надеясь на успех. И не прогадала. Шевелюра отсутствовала.
Что же, осмотр показал, что я довольно худющая девчонка лет двадцати, лысая, с безобразными пальцами. Хорошо хоть с зубами.
– Ааа, – но кричала уже не я, а ребятня, выскочившая на мою поляну.
– Чудище лесное, – вопила противная девчонка.
– Болотная баба! Бей ее!
Еще чего удумали. Я оскалилась и зарычала на них. Ребятня от страха, подхватив портки, кинулась прочь с поляны.
Хорошо, что язык понимаю, а, значит, как-нибудь выживем.
Лысая, безобразная, голая. Хуже не придумаешь, хорошо хоть, солнышко светит и не так холодно. Я огляделась, никаких следов, кроме четко очерченного круга примятой травы. Что же за колдовство такое. Голову торкнуло тонкой и острой, как игла, болью. Я тяжко вздохнула и поплелась по следам засранцев, что в страхе улепетывали от болотной бабы.
Выйдя за границу леса, я, как и ожидала, увидела вдали теплые домики с дымящимися трубами. Ммм, какое-то давно знакомое чувство ностальгии. Игла снова пронзила голову.
Долго наслаждаться ароматами не пришлось. Навстречу выперло пять мужиков, кто с вилами, кто с палкой, а один прямо смертоносный – с косой. Видимо, сопляки нажаловались.
– Добрый вечер, – язвительно поздоровалась я и скрестила руки на груди. – Чего вылупились?
– Там лихо лесное, – озадаченно почесал репу смертоносный. – Мы по его душу в лес идем.
– Ну так, приятно познакомиться!
– Дурная она, зуб даю, так и есть! – промямлил мужичок с тупой лопатой в руках. – Гнать ее отсюда надобно!
– Лучше бы одежду мне нашли, – я раскинула руки и уперла их в тонкую, как тростинка, талию. Мужики судорожно сглотнули. Эх, простота! Плевать им, видимо, что я лысая.
Один тут же начал сымать штаны.
– Эй, поаккуратней, дядя, – оскалилась я, выставляя на показ свое единственное оружие.
– На, – говорит и штанешки свои протягивает. – Прикрой срамоту.
– Срамота у тебя на лице, – огрызнулась я, но штанищи взяла.
Мужики завороженно наблюдали за каждым моим движением.
– Поясок бы! А ты, – указала я на самого чистого, – рубаху свою давай, тебе прятать нечего!
Чистый послушно снял свою рубашку и отдал мне. Смертоносный откуда-то вынул пропитанную жиром и пропахшую потом лямку и протянул.
– Сойдет, – объявила я, когда оделась. Мужики уже не смотрели на меня так вожделенно.
– А ты чего такая…?
– Какая же? – я удивленно вздернула лысую бровь.
– Страхолюдина ты, – заявил мужик из бесштанной команды.
– А от тебя навозом несет на полкилометра! И ничего. Вон сколько у тебя друзей.
Что ж я за человек такой? Они мне помогают, а я язвлю, как злодейка какая-то. Но самое страшное – мне жутко нравится.
Пока навозный выяснял, действительно ли от него несет коровьими экскрементами, я покинула сомнительную компанию, устремившись в деревню. Там меня никто не ждал. Мало того, бабищи не проявляли никакого сочувствия. Повсюду то и дело слышалось:
– Образина.
– Батюшки, гля, ни волосинки!
– Чучело! Тьфу на тебя!
– Иди отседа!
Но кроме как кудахтать, больше ничего и не делали. И то хорошо.
– Поди сюда, – позвала одна на вид сердобольная тетка лет сорока.
Я недоверчиво прищурилась.
– Помощь нужна? – спросила тетенька, маня загорелой рукой.
– Не откажусь.
– Пошли в дом.
Я вошла в невысокую избушку. Рыжая кошка с белым нагрудником подозрительно на меня посмотрела. Я ответила ей тем же.
– Сядь, – женщина подвинула мне стул. – Сейчас будем есть. Пётка!!
На кухню забежал мальчишка, но я засомневалась в этом, когда, увидев меня, он завизжал словно девка, узревшая на пруду мертвяка.
– Ну и чего ж ты верещишь, Пётка? – я глумливо выстрелила глазами в белобрысого парнишку.
– Мама! Это же та баба болотная!
– Пётка. Не баба это вовсе и совсем не болотная.
– Ну она ж лысющая и страш-ш-шная, погляди на нее.
– Хватит! – гаркнула тетка. – Сядь и ешь.
Пётка насупился, но голод поборол отвращение ко мне, и он плюхнулся на табуретку рядом.
– Меня зовут Оксения. Это Пётка.
– Для тебя – Петро, – прошипел мне исподлобья белобрысый. Оксения дала ему подзатыльник и мальчишка снова склонился над тарелкой с желтой жижей.
– А как тебя зовут?
– Не знаю, – я пожала плечами.
– Как же так случилось?
– Просыпаюсь я такая среди леса. А тут Пётка бежит на меня и визжит как поросенок!
– Неправда, – обиделся пацан.
– А что до этого было со мной – не знаю.
– Бедолага ты, – пожалела меня Оксения. – Ешь давай.