* * *
Я закрываю глаза и вижу перед собой город у моря. С высоты он кажется игрушечным, сложенным из кусочков разноцветных стеклышек, камешков и ракушек. Город приближается, я начинаю различать качающиеся на легком ветру кроны деревьев, солнечные отблески в оконных стеклах, движение машин на улицах.
Мой взгляд проносится над городским садом, густо заросшим старыми разлапистыми липами. Как бы я хотел остаться здесь, пройтись по тенистым аллеям, посидеть на скамейке, откинувшись на ее покатую деревянную спинку, послушать неуемный шум фонтана. Но я продолжаю движение.
Сад остается позади, и я углубляюсь в лабиринты узких улочек старого городского центра. Я опускаюсь все ниже и ниже, почти задевая крыши массивных купеческих домов. Солнце где-то за моей спиной тускнеет. Я не могу обернуться, но понимаю, что оно просто сваливается за горизонт.
Внезапно накатывают вечерние сумерки. Так стремительно они наступают только на юге. Солнце как будто поскорее стремится сбежать отсюда, ища спасение от нагнанной им же самим жары.
Тьма сгущается, мой взгляд продолжает неуклонное движение вниз, и в следующее мгновение я, словно в узкую извилистую траншею, ныряю в мрачное и сырое пространство улицы.
Здесь я вижу женщину, которая тащит за руку маленького мальчика в нелепых черепаховых очках. Мальчик упирается, его сандалии шаркают по шершавому, как пемза, асфальту.
– Я не хочу к врачу, – ноет мальчик, – не хочу.
– Жорик, замолчи! – громко произносит женщина.
– Мама, зачем опять к врачу? – гундосит Жорик.
– Он светило! – многозначительно произносит мама, убеждая сына и, как кажется, саму себя.
– Мы же были у Васильевой, – пытается возразить Жорик.
– Причем здесь Васильева? – возмущается мама. – То поликлиника, а это частный врач. Его хвалят. Он посмотрит, скажет.
– Что скажет? – хнычет Жорик.
Но мама уже не слушает его. Она поглощена поисками дома частнопрактикующего лекаря. Редкие фонари отгорожены от улицы, как тяжелыми портьерами, густыми кронами деревьев, а потому светят больше в небо, чем на тротуар. И на улице стоит почти полнейший мрак. Крыльца купеческих особняков до ужаса похожи одно на другое. А различить привинченные к стенам таблички с номерами домов почти невозможно.
– Да где же это? – не выдерживает мама.
– Пойдем домой, – предпринимает Жорик последнюю попытку избавиться от ненавистного визита к врачу.
– Мы записаны! – уже почти кричит мама.
– Нас вычеркнут, – с надеждой огрызается Жорик.
– Это дорого стоит, – говорит мама, изо всех сил пытаясь успокоиться.
Жорик испепеляет ее непонимающим взглядом.
– Дело не в деньгах, просто ты должен ценить мою заботу, – исправляет свою ошибку мама. – Я одна тебя воспитываю.
– А бабушка? – возражает Жорик.
– Не отвлекай меня, – снова вскрикивает мама и дергает сына за руку. – Вот, это здесь. Я же приходила сюда записываться.
На звонок в дверь отзывается пожилая дама в белом халате. Она смотрит на стоящих на пару ступенек ниже посетителей сверху вниз сквозь толстые линзы очков.
– Мы записаны на семь тридцать, – говорит мама.
– Проходите, – говорит женщина в халате, отступая и освобождая путь визитерам.
– Я не хочу, – начинает плакать Жорик.
– Исаак Абрамович не любит нервных детей, – морщится пожилая дама.
– Да, конечно, – бормочет мама.
– Успокойте его, – уточняет дама в халате, кивнув в сторону Жорика.
– Да, конечно, – повторяет мама и крепко, почти до боли сжимает руку сына.
В полной безысходности Жорик по каменным ступенькам поднимается в небольшую комнату с письменным столом и несколькими обитыми темно-вишневым дерматином стульями. С высоченного потолка свешивается на длинном стальном стержне светящийся шар из матового стекла. Он заливает комнату почти мертвенным светом.
– Давай уйдем? – просит Жорик маму.
– Садись! – огрызается та, силой усаживая сына на дерматиновый стул.
И тут Жорик начинает реветь. Мама пытается его успокоить, но безуспешно.
– У Исаака Абрамовича пациент, – шипит пожилая дама в белом халате. – Тише.
От этого «тише» Жорик начинает вопить еще громче. Пожилая дама дает ему стакан воды. Зубы Жорика клацают о стекло, когда он пьет.
– Я тебя убью! – зловеще произносит мама.
Жорик все еще дергается и икает от душащих его слез.
– Я не пойду к врачу, – снова и снова повторяет он.
– Пойдешь, – огрызается мама.
Тут дверь, которая ведет вглубь дома, распахивается. Из нее выходит молодая женщина. Она ведет за руку девочку, которая выглядит ровесницей Жорика. Девочка смотрит на его красное и мокрое от слез лицо с удивлением.
– Это ты тут плакал? – приветливо обращается к Жорику молодая женщина.
Жорик упрямо молчит.
– Он, – заискивающим тоном говорит мама и, обращаясь уже к Жорику, добавляет: – Видишь, как нормальные дети себя ведут?
Она имеет в виду вышедшую от врача девочку. Жорик уже готов снова зарыдать. Но пожилая дама в белом халате приглашает их с мамой пройти в кабинет.
Мама почти силой втаскивает Жорика в большую комнату с массивным столом, несколькими креслами и кушеткой. Помимо свешивающихся с потолка двух стеклянных шаров, комната освещена еще и настольной лампой, яркий луч которой из-под зеленого абажура бьет Жорику прямо в глаза.
