…Молю – не отнимай этот странный дар – это стесненье в груди и волненье в крови…
Эти слова пришли, когда я, измученная многодневным жаром и болью, вдруг проснулась на рассвете в торопливом радостном волненье и почувствовала, что болезнь отступила. Утром я записала эту свою… молитву? нет, скорее мольбу о жизни, которая не только смерть, но и жизнь должна преодолеть, чтобы состояться. Так ясно это представилось тогда.
Вдруг настигло меня это воспоминание, и я подумала: вот и опять позади истерзавшие жар и боль, но какая разница! Тогда чувство возвращенной жизни, теперь – отхлынувшей.
…Как уютны ненастные дни поздней осени! В дождь с порывами холодного ветра в рано наступивших сумерках выглядываешь из себя, как из домика, где свет и тепло, и произносишь с наслаждением «холод», «ветър», «дождь», и такие это упругие, «настоященские» слова.
Видно, была у меня еще и неведомая мне северная Родина, и теперь она в крови, а определенных очертаний не имеет.
И как неведомая северная Родина, так и неведомое мне Я никогда не покидает меня, и это ощущение пустоты, отхлынувшей жизни преходящее, проходящее, уходящее – вот сейчас, в эти самые минуты.
А главное – никогда я не научусь с о ч и н я т ь стихи. Всегда они будут приходить – волненьем в крови – как дар (пусть даже только мне) и часто немые. Ведь не просто так, а вспышкой осознания себя пришли тогда слова мольбы.
