Я не люблю этот мир. Я не люблю людей его населяющих. Я их ненавижу. Всех. Ну почти всех, для некоторых делаю исключение. Скажете – маньяк, может быть и так. Но это моё право так думать, это мой внутренний мир и я никого не пущу в него.
До 13 лет жил как и все мои сверстники. Отец работал врачом на скорой, мама мастером на мебельной фабрике. Сестра на два года старше меня, училась в девятом классе. Я рос среднестатистическим хлопцем со стандартными запросами. Посидеть за компом, потусоваться с парнями во дворе. Пиво, сигаретка и неуклюжие попытки обратить на себя внимание знакомых девчонок. Правда ещё нравился мне футбол, нет не только понаблюдать на экране за игрой грандов. Я ходил в секцию, играл в полузащите и тренер говорил, что у меня есть талант.
Всё изменилось в один ужасный день. Мы всей семьёй ехали в маршрутке, я слушал клип с закрытыми глазами в наушниках и что-то заставило меня резко очнуться. На нас надвигался огромный грузовик, я чётко помню, как сминался капот и лопнуло лобовое колесо. Дальше резкая боль и небытие.
Родителей и сестру похоронили без меня, я лежал в реанимации после сложнейшей операции. Этот год был наполнен болью и безнадёжностью. Пришлось пройти три мучительных операции. Каждый раз врачи говорили, что очередная уж точно должна поднять меня на ноги. Из относительно целого у меня осталась пожалуй голова. Перелом руки, нескольких рёбер и бедренной кости зажили относительно успешно. А вот переломы тазовых костей перевели меня навсегда в разряд неходячих. Несколько месяцев я лежал в функциональной кровати, растянутый в специальном аппарате. После операций последовал длительный курс реабилитации. Только через год я вернулся к нормальной жизни. Ну, если конечно передвижение, напоминающее походку хромой утки это нормальная жизнь. Первый год после выхода из Центра я перемещался в инвалидном кресле. Потом научился ходить, правда только в специальном корсете и бандаже на правый коленный сустав. Пришлось заниматься специальной зарядкой, чтобы атрофированные мышцы позволили мне худо-бедно перемещаться на костылях. По выходу меня определили в дом-интернат для детей – сирот с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Наша двухкомнатная квартира была продана с моего согласия дядей Женей, отцовским братом. Он убедил меня, что операции и реабилитация потребуют огромных денег, поэтому необходимо продать квартиру. И я благодарен ему за этот совет. Насмотрелся на тех, кого вытащили с того света с аналогичными травмами. Так они и остались прикованы к кровати, в лучшем случае пополнили ряды колясочников. А я пусть и медленно, коряво, но перемещаюсь. Мой лечащий врач и старшая медсестра поначалу сокрушённо говорили мне о невозможности уложить меня в новый аппарат для вытяжки, очередь на несколько лет вперёд. Дорогущие импортные лекарства тоже оказались недоступны. Правда, когда шуршащие купюры исчезали в их жадных лапках, сразу всё становилось возможным.
Оставшиеся четыре года школы остались в моей памяти, как постоянное выживание. Сверстники в лучшем случае жалели, а чаще давали оскорбительные клички. Бывало, что забирались мою трость и мне приходилось передвигаться, держась за стену. Но я научился отгораживаться от них щитом. Если не реагировать на насмешки, то им становится неинтересно. Хуже было со слабым полом. Я становился старше и меня уже интересовали девушки, но это чувство не было взаимным. Только жалость или безразличие, а бывало и раздражение, что моя тщедушная и ковыляющая фигура портит им эстетическое восприятие окружающего. Школу я окончил хорошо, а что мне ещё оставалось. Только чтение книг и учёба. А читал я много и запоем.
Государство выплачивало мне эти годы ежемесячное пособие по потере кормильца в размере 5 400 рублей. После 18 лет оно увеличилось до 9 300.
В десятом классе я влюбился в девочку с параллельного класса. Жил я в интернате, а учился в соседней обычной школе. Лена Коротченко была симпатичной худенькой девочкой с мечтательными глазами. Мы с ней подружились, когда оказались вместе на факультативных занятиях по математике. Нас, как отличников, выдвинули на математическую олимпиаду и мы несколько раз занимались вместе, после уроков. Оставались в свободном классе.
Я смотрю, как девушка склонив голову и высунув кончик язычка, внимательно изучает задания на экране компа. На тоненькой шейке трогательно пульсирует венка. Розовое ушко прикрыто прядкой волос, а упрямую чёлку Лена смахивает рукой, но та не поддаётся. От девушки исходит непривычный для меня запах, женских духов и девчачьего тела. Она разворачивает голову и непонимающе смотрит мне в глаза. Удивление, не понимание и наконец раздражение, – Стас, что ты так на меня смотришь?
Я улыбаюсь, не зная что сказать, – да, так, любуюсь.
Жёсткий ответ просто выбил из меня воздух:
– Придурок, любуйся на своих уродиц в интернате.
А вечером, я совершил попытку суицида. Взял нож и попытался перерезать себе вены. При этом для храбрости успел опрокинуть в себя грамм сто водки, в первый раз в жизни. Попытка была безуспешной, зашёл сосед по комнате и вызвал скорую. В больнице меня оставили на пару дней, потом выписали. А психолог, работающий со мной, выслушав мою историю посоветовал, – знаешь, Станислав. Тебе, в самом деле, нужно поискать себе девочку среди ваших, интернетовских. Есть ведь у вас девчонки.
