Мемуарный роман «Жизнь – что простокваша», состоящий из рассказов-былей, – это тревожно-трогательное повествование о жизни российской семьи из немцев Поволжья на протяжении первой половины XX века.
Начинается книга с краткой истории собственного рода и связанными с нею сценами из периода гражданской войны и голода в Поволжье. Вступление плавно переходит в картины детства, отрочества и юности автора, жизнь которой была сопряжена с непрерывными лишениями и тяжким трудом. Личные переживания автора нераздельно связаны с событиями в стране. Репрессии, слежки, доносительства, война, день Победы, смерть вождя-диктатора, целина, испытание атомной бомбы – события реальной жизни; арест ни в чём неповинного дедушки и гибель отца в трудармии – события более чем реальные.
Судьба российских немцев тесно переплетается со ссыльными русскими, украинцами, сосланными армянами, которые также зажаты судьбой. У каждого характер. Некоторые местные, чуть что, бьют в самое «темечко» – «немец»! Но уничижительный ярлык не ожесточил, не согнул героиню: у неё друзья как среди своих, так и среди местных и собственное непререкаемое мнение (в тех-то условиях!); и всё потому, что в ней, как в личности, человеческое начало было сильнее всего.
События и действующие лица в романе вылеплены ярко, окрашены меткими наблюдениями. Чего стоит, например, фраза: «Тут, дид, бумага прыйшла, затны ухи и читай!» Обороты авторской речи придают повествованию зримость и свидетельствуют о том, что автор знает и глубоко чувствует культуру и богатство русского языка. Удачно выбрана композиция: все главы, каждая из которых воспринимается самостоятельно, связаны стержневой фигурой и раскрывают эволюцию главной героини. Ощущение такое, что смотришь художественный фильм, где не только слышишь, о чём говорят, но и видишь реальные картины, лирические отступления и документально-эпическое повествование удачно дополняют друг друга. Светлая тональность, несмотря на тяжелый и серый быт, греет душу Надеждой, поэтому книга читается с интересом и любопытством: а что же дальше? А дальше – её продолжение. Будем надеяться, что оно окажется не менее интересным.
Антонина Шнайдер-Стремякова – прямой потомок Антона Шнайдера (1798–1867), известного публициста и просветителя, сделавшего много для сохранения и развития национальной культуры немцев Поволжья, и в лице его прапраправнучки, мы, судя по всему, имеем достойную преемницу известного прародителя.
Александр Майснер,
доктор философии, публицист
У меня, простой учительницы советской и постсоветской школы, этнической немки, потомка далёких предков, эмигрировавших в Россию в екатерининские времена из земель, которые много позже назовут Германией, накопилось в памяти столько ярких воспоминаний, что на склоне лет решила часть из них выплеснуть на бумагу.
В этих воспоминаниях – история моя, частично – моей семьи; в них прослеживается дух эпохи, жизненные судьбы России XX века и судьбы российских немцев-спецпереселенцев. Это репортаж о жизни семьи на протяжении столетия.
На склоне лет часто задаюсь вопросом: «Кто я? Русская? Немка?» – и не нахожу ответа. В моей жизни отразилась типичная судьба российских немцев, мне дороги и те, и другие; и я не приемлю негативизма в адрес ни той, ни другой нации.
Так сложилась судьба, что не удалось сохранить чистоту этноса, и в жилах моих детей течёт и немецкая, и русская кровь… Кто они, мои потомки? Они горят желанием изучить и познать жизнь Германии, стержневой страны по линии матери, но мне очень хотелось бы, чтобы они сохранили и любовь к России, к своим славянским корням, чтобы сберегли простоту и щедрость души, любовь к напевным песням, к богатому в своей выразительности русскому языку.
Чистота этноса… Не разумнее ли превыше всего ценить добро, любовь, честь, справедливость и другие высоконравственные понятия? Не эти ли понятия формируют простое человеческое счастье?
Серьёзно писать начала я в возрасте, когда люди покидают земную жизнь – боялась не успеть. По мере того, как рукопись распухала, вырисовывалась краткая история семьи моих родителей, когда мужеством было одно только простое выживание. Выживали и дети, но они этого не понимали – другой жизни не знали.
Жизнь медленно, но всё же менялась. Подрастала поросль, в ней прорезался голос. Это молодое поколение начинало карабкаться, цепляться за воображаемые высоты – материальные, духовные, любовные.
Исповедаться в истории этого «карабкания» и «цепляния» было легче всего на примере собственной жизни, и я «оголилась»… Утвердила это желание книжка моего далёкого предка из XIX столетия. Грех, в самом деле, закапывать жизнь, которая поможет будущему поколению лучше представить себе эпоху, в которой жили, любили, страдали и выживали рядовые люди: немцы, украинцы, русские. И хотя это история немецкой семьи в России, я рассказываю о тебе, читатель.
Чувствую вину перед памятью родителей и другими близкими: изображение их жизни получилось пунктирным.
