© Peter de Smet en Meulenhoff Boekererij bv, Amsterdam, 2018
© Э. Венгерова, перевод на русский язык, 2022
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2022
© ООО «Издательство Аст», 2022
Издательство CORPUS ®
«Я сижу на туалетной бумаге».
Так невразумительно я отвечаю, когда меня спрашивают, как я зарабатываю на жизнь. Дело в том, что вот уже двадцать три года я работаю в оптовой фирме, торгующей сантехникой и моющими средствами. Тридцать шесть часов в неделю. С понедельника по четверг с 8.00 до 17.45, перерыв на обед – сорок пять минут. Из них двадцать минут трачу на поглощение бутербродов и яблока, а остальное время – на прогулку по промзоне Брёкелен. Проходя мимо киоска «Фриты от Пита», я покупаю телячий крокет. Сам Пит давно умер. В один несчастный день у него случился сердечный приступ, и он свалился в витрину с мясными салатами и крокетами. Единственным посетителем оказался шофер польского грузовика. Он сразу же позвонил в скорую, но не знал ни слова по-голландски. А дежурная в диспетчерской не знала ни слова по-польски. Так что разговор затянулся. Когда через тридцать пять минут скорая все-таки приехала, Питу уже ничем нельзя было помочь. Торговлей занялась Трес, жена Пита. Жаль, что ее имя не Йет. «Крокет от Йет» – неплохо рифмуется. Я на самом деле немного обеспокоен тем, что на крыше до сих пор красуется большая вывеска «Фриты от Пита». Трес говорит, это дань уважения Питу. Понятие «дань уважения» не слишком вяжется с Трес. Впрочем, и с Питом тоже.
За пять минут до конца обеденного перерыва я снова усаживаюсь за свой стол и начинаю проверять сообщения о новых заказах. За столом напротив работает Беренд, он рассылает счета и называет себя финансистом компании. В нескольких метрах от него располагается Марике, секретарша директора. Сам директор, господин Хертог, имеет отдельный кабинет со столом орехового дерева. Когда к нему приезжают новые клиенты, Хертог, ласково поглаживая стол, приговаривает: «Недурно, правда? Настоящий орех». Раньше стол принадлежал его отцу, Хертогу-старшему. Он до сих пор раз в неделю посещает офис, сидит, тычет в свой айфон с таким видом, словно заявляет: «Посмотрите, в свои восемьдесят я иду в ногу со временем!»
В пятницу у меня выходной. По пятницам я играю в гольф с тремя лучшими друзьями.
Меня зовут Артур Опхоф. Вот уж двадцать четыре года я живу в аккуратном таунхаусе в Пюрмеренде, в квартале новостроек восьмидесятых годов. Его строили в то время, когда в моду стремительно входили дворики, закрытые для машин.
В то время моя жена Афра была от них в восторге:
– Значит, через несколько лет наши дети смогут спокойно играть во дворе.
Только детей у нас нет. Мы много лет старались их заиметь, но безуспешно.
– Это создает некоторую напряженность в сексуальном партнерстве, – сказала Афра семейному психологу.
Этих слов вполне достаточно, чтобы сделать из меня импотента. Афра – единственная из моих знакомых, кто рассуждает о «сексуальном партнерстве». Да еще с учетом менструального календаря.
– На самом деле это смертельно для сексуального партнерства, – сказал я психологу.
У Афры отвалилась челюсть.
Психолог задумчиво кивнул. Кивки были самым ценным его вкладом в наши беседы. Однажды я подсчитал, почем мне обходится один кивок, и подсчеты меня не обрадовали.
Еще через несколько лет, после долгих мытарств, выяснилось, что у Афры что-то не в порядке с яичниками и она не может иметь детей.
Таким образом, отпала главная причина жить в Пюрмеренде, а именно с упомянутым двориком без автомобилей у подъезда. Я подумывал перебраться в Брёкелен, где тоже имелись вполне красивые таунхаусы и откуда было на час ближе к моей работе, но Афра этой идеей не вдохновилась.
– Я прямо прикипела к Пюрмеренду, дорогой, – уверяла она.
– Прикипела – не прикипела, что за слова такие? Я-то не прикипел к Брёкелену, – возражал я.
– Вот именно. Вот и прекрасно. И незачем переезжать в Брёкелен, уж лучше останемся здесь.
Сам себя подвел. Оставил все как есть и вот уж двадцать третий год четыре раза в неделю езжу по утрам из Пюрмеренда в Брёкелен, а по вечерам из Брёкелена в Пюрмеренд.
Если разобраться, друзей у меня не так уж много. Собственно говоря, трое: Стейн, Йост и Ваутер. Мы дружили еще в школе. Делили радость и горе, а бывало, что и девчонку.
В последние годы мы встречаемся в основном по пятницам. Играем в гольф, в любую погоду. На прошлой неделе Стейн заметил, что это «всегда особенно приятное начало конца недели».
– Не слишком удачное словосочетание, Стейн, – отозвался Йост.
Стейн работает учителем в средней школе. Преподает немецкий и, как прежде, считается самым примерным мальчиком в нашей гольф-компании. Среди нас он немного белая ворона, но мы ему это прощаем, ведь он всегда был такой. Мы дружим с ним скорее по привычке, чем по убеждению.
Они с Йостом совсем разные. Йоста никак не назовешь пай-мальчиком. Он адвокат и имеет обширную клиентуру, состоящую из мошенников, злостных неплательщиков налогов и жуликоватых белых воротничков. Он и сам вполне под стать своим клиентам и наверняка замешан не в одну аферу.
– Вы единственные, кому я говорю правду, – признался он недавно. – По крайней мере большей частью. В деловых контактах я в основном тяну резину, а если это не срабатывает, то стараюсь врать как можно ближе к истине.
