«У папы в сараи была темно, паэтаму я зажог свет. А патом я налил ф таз вады. А патом я взял грязь…»
– Юки! Опять ты берешь папину глину без спроса!
Новая порция кувшинов удалась на славу. Глянцевые бока блестели на солнце, кувшины кланялись покупателю и сами себя вразнобой нахваливали:
– Храните масло только в кувшинах Юкота! Через полгода будет как свежее, даже в катанской жаре!
– А вот кувшин для вина, кому кувшин для вина? Ах, сладкое вино, вкусное вино, вах – голова кружится!
– Сливки, сливки! Свежие сливки! Кому кофе со сливками?
Самый маленький кувшинчик подпрыгивал и искательно верещал:
– Благородный Полеса, купите меня в подарок вашей дочери! Я буду хранить ее бусики, по ягоды с ней ходить буду. Купите, а?
Благородный Полеса покачал круглой башкой, протянул неуверенно:
– Голосистые они у тебя больно, Юкот. Мне б чего попроще.
Горшечник фыркнул.
– За простыми на Глеб поезжай, господин мой. Или на Мариц. Здесь, на Тхукане, лучше моих кувшинов не найдешь.
Они и вправду были хороши. Круглобокие, расписанные цветами, или просто красные, в цвет породившей их глины. Кувшины стояли на столе, под столом, несколько кувшинов играли в догонялки в саду, перепрыгивая через цветущие кусты юкоса. В честь этих алых зарослей и усадьба была названа, и семья потомственных горшечников, пустившая здесь корни два века назад, взяла то же имя.
Маленькая Юката катала в саду мяч. Здоровенный пифос, пока не приглянувшийся никому из покупателей, услужливо отыскивал мяч всякий раз, когда девочка загоняла его в заросли. Жена Юкота и две ее сестры месили глину за домом. Глина что-то бурчала, а временами заливалась визгливым смехом – ей было щекотно. Мать горшечника готовила обед в пристройке. Горшок с кашей нетерпеливо подпрыгивал в очаге, покрикивая: «Хозяйка! Хозяйка, я выкипаю! Убавь огня!»
Конец ознакомительного фрагмента.