Соленый ветер обжигал кожу,
и я рывками вдыхала его,
он крупицами оседал на моих легких,
наполняя их изнутри.
Слезы текли по моему обветренному лицу.
Море жадно облизывало мои ноги,
словно не желало отпускать.
Своим могуществом, своей бесконечностью
оно заполнило глубокую пустоту внутри меня,
поглотило все, что было у меня внутри.
Так море оказалось моим.
Только оно и ничего больше. Во мне.
И это было невыносимо больно…
В заснеженные февральские зимы я часто просыпаюсь от ощущения пронизывающего присутствия ЕГО, присутствия настолько очевидного, что поначалу с трудом верится, что это сон. Сны наяву, навеянные воспоминаниями, во много раз ярче и больнее. И только сейчас я набралась сил написать об этом.
Жить на море я мечтала всегда. Еще ребенком, впервые увидев по телевизору берег Балтийского моря, я фантазировала, что бегаю по его кромке, собирая в кулак гладкую гальку и ракушки. Ничего другого о море я не знала, но ракушки в моем детстве были настолько редки и ценны, что этого оказалось достаточно, чтобы желание встретиться с морем поселилось в моем сознании навсегда, стало Мечтой. Я с придыханием слушала эстрадные песни про "балтийский берег", а бабушка всегда с важностью рассказывала, что в молодости была в Прибалтике. Я слушала ее рассказы о море, с трепетом представляя горячую блестящую гальку и ракушки. С возрастом мой морской словарь увеличился: годам к десяти я узнала, что кроме Балтийского моря есть Черное, и много-много других (даже Красное, "заграничное"). Знала, что есть океаны, а на море так и не побывала. Говорят, детские мечты – самые заветные, остаются с человеком на всю жизнь. Так вышло и у меня.
Впоследствии, будучи уже самостоятельной, я посетила почти все моря мира, и мечта детства, наконец, стала реальностью. Я бросалась на песок, гальку, (каждый раз как в первый), часами могла ползать по берегу на коленях в поисках ракушек и других морских даров. Море стало любовью всей моей жизни. Мои путешествия были исключительно в направлении моря. Ничто другое меня так сильно не привлекало. Живя в средней полосе, где лето длится в среднем 2,5 месяца, я почти всегда скучала по теплому пляжу и солнцу.
К 30 годам у меня была отдельная квартира, неплохая работа, и я могла позволить себе частые путешествия. Пляжный отдых приедался быстро, и тогда я отправлялась изучать окрестности, знакомиться с местным населением.
Однажды, путешествуя по Южному берегу Крыма автостопом, мы остановились у местной женщины, сдававшей комнату с удобствами почти на самом побережье. Местечко было скромным, но очень уютным и по-южному колоритным. Остановки в комфортабельных отелях меня не радовали, я быстро ими пресыщалась. Хозяйская "усадьба" расположилась на склоне горы Кошка. Чуть более 3 соток земли с самостроями: от более-менее комфортабельных (с удобствами в комнате и небольшой террасой) до самых обычных "летних" комнат с общей душевой. Сама хозяйка в сезон спала в оборудованной комнатке под навесом, с развевающейся шторой вместо двери. Такая самобытность приводила меня в восторг. Искушенная рассказами коренной южанки, щедро угощавшей нас инжиром, растущим прямо над головой, я обрела новую Мечту: ЖИТЬ на МОРЕ.
Остаток отпуска я посвятила доскональному исследованию местного менталитета. Большинство жили за счет туризма, нигде не работали. "Скукота…", – тяжело вздыхала хозяйка, набирая воду в ванну, полную огурцов. Солила она их на улице, и это было прекрасно, как любое приготовление пищи на открытом воздухе. Под хозяйкиным навесом стояла плита, и запахи лета, моря и вкусной еды, смешиваясь, превращались в неповторимый блаженный купаж, который можно встретить только на отдыхе.
О себе хозяйка рассказывала охотно. Я узнала, что место под усадьбу досталось ее мужу в наследство ("раньше на этом месте был гараж, со временем отстроились, так и живем"). О доходах, которые приносил "бывший гараж", я могла лишь догадываться, но с учетом того, что в усадьбе было 12 комнат, арендуемых отдыхающими, каждый из которых платил посуточно немалую (но фиксированную в сезон) сумму, "на жизнь" хватало. К слову, ездила хозяйка на новеньком внедорожнике, но всегда жаловалась, что денег не хватает, ссылаясь на плохой сезон. Часть сезонных денег она отправляла дочери в Симферополь. Дочка, по ее словам, "уехала в столицу", "убежала от скуки", "молодым здесь не место".
Жила хозяйка одна, держала помощника по хозяйству, который помогал ей круглый год и занимал одну комнату. Еще у нее, помнится, был нерадивый молодой лабрадор по кличке Бруно. По ночам он рылся в мусорных корзинах отдыхающих, и хозяйка забавно кричала на него с типично южным акцентом, размахивая мокрой тряпкой и руками. В том году Бруно впервые увидел снег (по рассказам хозяйки, он выпал на день впервые за четыре года). Я, и без того распаленная плюсами проживания на берегу, изумлялась.
На родине снег меня изнурял, он ложился в начале ноября и сходил только в марте, превращаясь еще на один месяц в непроходимую коричневую кашу. Улицы города, и без того серые и безжизненные, выглядели из-за снега еще более угрюмо и неопрятно. В конце апреля растаявший снег обнажал кучи мусора и отходов, и до поздней весны (до начала цветения), город казался уродливым. Все это вызывало у меня ужас, я страдала сезонными депрессиями, ранней весной они казались особенно безысходными. Май в моем городе, как правило, стартовал резко, придавал своим благоуханием сил, вдохновлял на свежие идеи и творчество.
