- Доктор, скажите честно, я буду жить..?
Вздрогнув, я вынырнул из липкой полудремы, чтобы с головой окунуться в омут широко распахнутых сиреневых глаз. Неожиданное пробуждение вкупе с затекшими от сидения в неудобной позе конечностями не самым благотворным образом отразились на моих мыслительных способностях. Поэтому вместо нескольких заранее приготовленных выверенных фраз я сумел лишь коротко кивнуть головой очнувшейся землянке.
- О как… Надеюсь, долго и счастливо? Или коротко и в горе? – Слабо улыбнулась она.
Я несколько опешил. Ожидая всякого, начиная от благодарностей, заканчивая обвинениями и проклятиями, ее полушутливого тона я предсказать не сумел.
Четверо суток девчонка провалялась в бреду, мечась между жизнью и смертью. Лихорадка чередовалась с судорогами. Землянка то кричала, дугой выгибаясь от боли. То тряпкой обмякала на своем ложе, вдыхая так редко и тихо, что узаши начинал угрюмо ворчать из облюбованного темного угла комнаты.
Четверо суток я покидал здание лекарской палаты только в самых крайних случаях, боясь упустить тот миг, когда настанет переломный момент в критическом состоянии девчонки. Ведь несмотря на все ухищрения человеческого мужчины и возможностей его бездонной аптечки, нам так и не было доподлинно известно, в какую сторону пожелает склониться чаша весов хрупкой, едва теплящейся жизни. Эта неопределенность в значительной степени нервировала меня и доводила до белого каления тихонько урчащего у стены узаши. Хоть с виду зверь олицетворял собою полнейшее спокойствие, мне был полностью открыт доступ к отчаянному урагану его мрачных эмоций.
Два часа назад работник лагеря вколол девочке очередную дозу обезболивающего, чтобы дать возможность немного отдохнуть ее истерзанному организму. Сам я тоже решил воспользоваться передышкой. Кадол настойчиво отсылал меня прочь, советовал уделить немного времени полноценному сну, которого я намеренно лишал себя в течение последнего времени. Но я был столь измотан, что позволил себе задремать прямо здесь, сидя на жестком неудобном стуле. Чувствовал ли я когда-либо большую подавленность и разбитость? Вряд ли, ведь на сегодняшний день виной моему плачевному состоянию в первую очередь стали разделяемые с узаши чувства. Его тревога, волнение, опасение и тщательно гонимое ожидание худшего выматывали похлеще самых тяжелых физических нагрузок. За всем тем не зверя мне стоило винить в своих бедах. Кадол предлагал снова воздвигнуть блок между нами, но я воспротивился категорически, отлично помня, как было пусто и непривычно без его постоянного мысленного присутствия в прошлый раз. Больше я не желаю ощущать не заполняемую дыру в подсознании, как бы не убеждал меня узаши в пользе подобной меры.
- Доктор…Вы так многозначительно хмурите брови и драматично молчите, что я начинаю нервничать…
Пока я соображал, что же ответить странной землянке, мой зверь плавно перетек к узкой тахте и ткнулся носом в безвольно свешенную руку.
- Кадол..! – Хрипло обрадовалась девчонка. – Значит, мне не показалось, и это твою чешуйчатую задницу я лицезрела перед тем, как отключиться… Дай, я обниму тебя, страшный зверь! Ай.! Не, не буду обнимать. Просто посиди рядом, ладно? Что-то…что-то дурно мне… Я посплю, пожалуй…
И она уснула. Просто закрыла свои неправдоподобно яркие глаза и расслабилась. Затем дыхание ее выровнялось и углубилось. И пусть с каждым выдохом в груди ее хрипловато шипело, главное, что мы с узаши наконец-то относительно успокоились, поняв: кризис миновал, девочка будет жить.
…
Мария
Сегодня хмурый Миарон позволил мне немного посидеть. Никогда не думала, что такая малость может принести столько удовольствия. И пусть при смене положения тела из глаз брызгали слезы, - это сущая ерунда по сравнению с тем, что после недели проведенной плашмя на тахте мой живот и грудь превратились в один сплошной саднящий синяк. А еще добрый и сострадательный Миарон разрешил мне самостоятельно посетить санузел. Не хочу думать, как я справляла нужду раньше, когда не способна была пошевелить и пальцем… Правда обратно я добралась с трудом, но проницательный шикар встречал меня у дверей и практически волоком дотащил до стула. Усадил задом наперед и заставил опереться грудью на высокую спинку. Теперь же грозный военачальник с непроницаемым выражением изуродованного шрамом лица потчевал меня с ложечки национальным витаминным блюдом из бобов и зеленины.
Автоматически двигая челюстями, я вглядывалась в льдистые глаза иномирянина и внутренне трепетала от нехорошего предчувствия. От чего мне не верится в чистоту его помыслов? Разве может шикарского Миарона-мага замучить совесть? Иронично фыркнув последней мысли, я чуть не выплюнула безвкусное вегетарианское блюдо. Надо же такое придумать! Как я вообще умудрилась собрать понятия «Миарон» и «совесть» в одно предложение?! Однако я решительно не понимаю, какую выгоду можно поиметь с наполовину живой, недорасстрелянной землянки?
Шикар поджал и без того тонкие губы и отставил тарелку на подоконник. Я прошептала мысленную молитву всему сущему: скармливаемое блюдо значилось в моем меню под пометкой «условно съедобно».
