Я не сразу решил написать эту книгу.
Тема СВО для меня закончилась в тот момент, когда я поставил последнюю точку в книге «Шторм Z. У вас нет других нас».
Было это еще на Запорожье, где я вел свои заметки в режиме онлайн, а невдалеке бухала артиллерия.
Мне казалось, я высказал все, что хотел, и добавить мне больше нечего. Затем, уже дома, полгода спустя, какие-то истории все-таки попросились наружу, видимо, пришло их время.
Они вызрели и поспели.
Я собрал их в отдельную часть, скомпонованную исключительно по одному принципу: все эти очерки были написаны в 2024 году, в совершенно иной обстановке и атмосфере, нежели мои первые рассказы о войне, написанные по горячим следам.
Но сами по себе они стали дополнением к главной истории.
А эта история носит уже принципиально иной характер.
Я не хотел больше писать о войне, в которой был участником, эта тема не вызывала во мне никакого интереса и энтузиазма.
Однако я остро чувствовал, что война – явление многослойное и объемная картинка ее невозможна без отзеркаливания назад, на много тысяч километров от линии фронта…
Война глазами солдата – это только часть войны.
Потому что почти у каждого солдата за спиной кто-то есть.
И через линию кровной или духовной связи война тянет свои щупальца в его дом.
Она селится, гнездится там, где ей будто бы нет места: в огнях больших городов, на заполненных машинами улицах, среди детского смеха, толп людей, живущих так же, как если бы ничего не происходило, в шуме баров и ресторанов.
На фронте солдат всегда чувствует плечо и локоть товарища, сидящего с ним в одной лодке.
Жены и матери этих солдат зачастую оказываются в одиночестве, чужими, лишними и ненужными на шумном празднике жизни этой «странной войны».
Нет, конечно же, они находят себе подобных. Как капельки ртути сливаются воедино, так и женщины воинов сплетают свою человеческую сеть, образуя единственно надежный тыл тех, кого кроют «кассетками» и разбивают из танка в хлипких домиках.
Тем не менее они чаще и больше, нежели боец на фронте, остаются одни.
Возвращаясь домой, остаются со своими мыслями и переживаниями, периодически пролистывая телефон, храня надежду, веру, а иногда и теряя ее.
У них своя война, не такая, как на фронте, но не менее страшная и тяжелая.
И только все в комплексе создает единую цельную мозаику и реальный жизненный фон происходящих событий.
Поэтому первое ощущение недосказанности и недоговоренности, недорисованности войны у меня появилось только тогда, когда я вернулся домой и посмотрел в глаза своих близких.
Я понял, что если возьмусь за еще одну книгу, так или иначе касающуюся СВО, то меня сможет вдохновить только этот сюжет.
И лишь позже, набросав историю своей Женщины, я добавил к ней несколько всплывших в памяти эпизодов и очерков, органически, может, и не связанных с главной линией, но способных найти свое место на ее фоне.
Я написал первую часть от лица своей жены.
Мне далось это тяжело и неуклюже, сказалась разница в типах и основах мышления, эмоций и переживаний.
Получилось не очень. Но я счел своим долгом попробовать.
Это моя искренняя дань уважения женщинам наших бойцов – женам, матерям, сестрам.
Возможно, эта искренность искупит техническое и стилистическое несовершенство первой части и не навлечет на меня слишком строгий суд читателя.
Часть первая
Жена штурмовика
Я иду по коридору Кировского суда города Екатеринбурга, не видя перед собой ничего, только плитку, тупую плитку на кафельном полу.
Люди размываются, как тени.
Тени моей былой жизни, которая кончилась только что…
Вот прямо здесь, полчаса назад, когда женщина моих лет, холеная и ухоженная, которая скоро вернется домой, к собаке и детям, огласила приговор…
…Нет, не отправляющий моего мужа на семь долгих лет в колонию общего режима.
Приговор, ставящий точку во всей той жизни, несуразной, сложной, но какая только и была моей.
Но другой у меня не было. И теперь уже не будет.
Когда они вошли в зал, щупленький мальчик и толстая девочка в очках, одетые в полицейскую форму, и я увидела наручники у мальчика на поясе, я почувствовала, как мои ноги превращаются в вату. Горло сжал спазм, а сердце будто сорвалось со своего места и воткнулось куда-то вверх.
Я смотрела на этих почти что детей и на своего мужа, поникшего, но пытающегося держать марку.
Я видела его посеревшую кожу, потухший взгляд, напряжение во всем его теле и понимала, сколько сил ему сейчас надо, чтобы просто достойно принять удар и хотя бы нам, кучке своих близких людей, показать, что он не сломан.
Господи, в эти минуты он мог делать все что угодно.
Но можно ли было меня обмануть?
Последние три года я видела эту агонию. Он сопротивлялся, он пытался атаковать. Он не падал духом. Но глаза…
Мне ли не понять, что там творится в их глубине?
Нет, он никогда не был простым человеком.
Он не из тех, кого считываешь с первого взгляда.
Мы познакомились, когда мне было 19 лет, а ему 23.
И мне казалось тогда, да и кажется сейчас, что я больше проявила решимости и упрямства, чтобы мы были вместе, нежели он.
Миллионы женщин поступают так, но не решаются сказать об этом прямо, щадя самолюбие своих мужчин.
