Меня нашли в поле. В огромном поле, где по пояс стояла сухая осенняя трава. Я была без сознания, вся в своей крови, умирающая от многочисленных внутренних травм и переохлаждения. На мне было платье, которое не соответствовало ни времени, ни месту, ни историческим фактам. Следователь решил, что это платье с гламурной вечеринки. Само платье мне ничего не напоминало. Я с подозрением рассматривала на фотографиях нежно-голубую сияющую ткань в пятнах запёкшейся бурой крови и ещё каких-то засохших каплях, насыщенного чёрного цвета, в районе груди. Платье состояло из двух частей: приталенного нижнего платья до самого пола из светло-голубой плотной ткани и верхнего – объёмного, застёгивающегося спереди, из переливающегося лёгкого материала более тёмного оттенка. Оно было точь-в-точь как платья принцесс из сказок, которые я успела прочитать в больнице.
– Ты что-нибудь помнишь? – задал в очередной раз один и тот же вопрос уже знакомый мне следователь. В пустой палате его слова прозвучали слишком громко – соседку увезли на рентген, и мы были с ним только вдвоём.
– Нет, Валерий Львович, – ответила я ему и помотала отрицательно головой. Русский язык давался мне легко, но лёгкий акцент присутствовал. Сама же я разговаривала на иноземном, никому неизвестном здесь, языке. Язык, который я знала в совершенстве, не знал никто – как показало расследование, он никогда не использовался на Земле.
Я украдкой рассматривала следователя. Несмотря на серьёзную профессию, он казался мне забавным. Это был невысокий и немного полноватый мужчина около 40 лет. Он тяжело вздохнул, глядя на меня. Я же, сидя на больничной койке и поджав ноги под себя, нервно поправила на себе халат исхудавшей рукой.
– На тебе было ещё вот это, – он достал новую фотографию с изображением диадемы. Её я видела впервые, внутри ничего не шевельнулось – красивое ювелирное изделие, инкрустированное небольшими голубыми камнями, так же мне ни о чём не напомнило. Покачала отрицательно головой, внимательно разглядывая предмет.
– Диадема сделана из настоящего золота и алмазы в ней тоже настоящие. Очень тонкая работа, – объяснил мне Валерий Львович.
– Что значит слово «алмазы»? – уточнила я, не припомнив его в программе своего обучения.
– Драгоценные камни, – объяснил мне следователь. – Очень дорогие. Стоимость этой диадемы такова, что ты можешь спокойно и безбедно прожить несколько лет.
– Хм, – задумалась я. Картина очень интересная вырисовывается: я оказалась в глухом поле, в дорогом платье и диадеме, но босиком, При этом с травмами, характерными для падения с высоты – словно меня вышвырнули с праздника жизни.
– Чёрные пятна – это кровь, только кровь, скорее всего, не человека, – подкинул он мне информацию для размышления.
Я неосознанно потёрла на запястье левой руки татуировку, напоминающую витиеватую восьмёрку. Лечащий доктор сказал, что эта татуировка символизирует бесконечность. Зная об окружающем мире уже достаточно, я тихо сделала вывод:
– Как будто я была на королевском балу, до того, как меня выбросили прямо из вертолёта в поле.
Грудную клетку сжало до боли, и мне впервые захотелось заплакать. Меня явно хотели убить. Удивительно, что осталась жива. Когда меня нашли, я была вся синяя от гематом – практически всё тело было переломано, внутренние органы отбиты. Доктор был шокирован тем, как быстро я выздоровела. С момента попадания в реанимацию и полного восстановления прошёл всего месяц. От травм не осталось и следа, но и от моих воспоминаний, о моей прошлой жизни, тоже ничего не осталось. Я не помнила ровным счётом ничего, до того момента, как очнулась в реанимации.
– Очень похоже на правду, – согласился со мной Валерий Львович. – О твоей пропаже до сих пор никто не заявил. Но, я думаю, мы найдём твоих родителей.
«Меня не искали родственники. Были ли они у меня? Кто я? Как меня зовут?»
Я не помнила своего имени. А вспомнить его было важно – мне казалось, что так я верну себе свою жизнь. Но, как назло, память ко мне не возвращалась.
В больнице меня назвали Женькой, в честь того, кто нашёл меня в поле и спас мне жизнь. Я уже легко откликалась на это имя и была благодарна незнакомому мне Женьке за своё спасение. Но внутри всё равно понимала, что имя чужое, душа противилась и отторгала его.
Что я сотворила такого, что заслужила такую странную смерть? В диадеме и босиком.
Ответов ни на один из вопросов не было.
Следователь давно ушёл, а я всё размышляла над своей короткой жизнью. За месяц освоила язык, много узнала об этом мире. Информацию я впитывала в себя из всех возможных источников, волонтёры охотно помогали мне осваиваться и с местным бытом, и с русским языком. Девчонки, из группы волонтёров, подарили мне телефон и научили пользоваться интернетом. Иногда я ещё встречала незнакомые мне слова, но в целом, кроме акцента, меня больше ничего не выдавало, и я вполне могла сойти за местную.
Я понимала, что меня скоро выпишут из травматологии. Волонтёры поговаривали, что приютят меня и помогут социализироваться. Доктор намекал на психиатрическое отделение для того, чтобы восстановить мою память. Я же сама хотела наконец-то покинуть стены медицинского учреждения раз и навсегда и больше никогда не возвращаться в эту обитель боли и болезней.
