Я вижу образ тонкий, как резной,
И прядь волос на солнце золотится…
Ее глаза, как крокусы весной,
Их глубину чуть прятали ресницы.
Шелк снежно-белый с ниткой голубой
Все обнимал опущенные плечи,
Во взгляде отражался крик немой!
Но в городе блуждал усталый вечер.
Она не слышит больше добрых слов,
Не видит восхищения прохожих:
Оно острее лезвий и шипов,
Ее не греет больше день погожий.
Перед глазами на бумаге… (стон,
Ведь стало ей опять темно и душно),
Тот приговор, что грянул будто гром,
Подписанный врачами равнодушно.
«Обречена! Обречена собой!» —
Звучит безумно, в мыслях застывая,
А думала, что если молодой,
Жить можно, все на свете забывая:
Очередной бокал лишь освежал,
И сигарета модною казалась…
А вечер в светомузыке сгорал,
Там ни о чем никто не размышлял,
Беды еще ни с кем не приключалось.
«Вот и со мной не будет ничего!» —
Родителям со смехом заявила…
«Вернуться б на минутку, до того,
На миг один… Я все бы изменила!»
