На остановке было малолюдно. Сухая сморщенная старушка с авоськой, таджик или узбек (я их путаю) в оранжевой робе и две девушки в расстегнутых куртках и с рюкзаками. «Наверное, студентки.» Ещё мужик бомжеватого вида с разбитой губой и синяком под глазом. Но его можно не считать. Он лежал в траве за остановкой не шевелясь. Если бы не громкий храп, издаваемый им, то можно б было подумать, что это покойник. Проходя мимо него, я невольно задержал дыхание – так сильно несло мочой.
Старушка часто подбегала к бомжу и причитала:
– Бедный! Окочурится ведь. Холодно. Замёрзнет. Вызовите скорую!
Никто не реагировал на её крики. Гастарбайтер забился в угол остановки, привалившись плечом к кирпичной стене. То ли спал, то ли молился. Непонятно. Девушки непринуждённо о чём-то разговаривали. До меня лишь долетали обрывки фраз.
– … препод бабник… они целовались …шлюха пучеглазая…
– … неправда… Ритка пиздит… она не такая…
Я достал сигарету и прикурил. «Ничего не меняется в этом мире.» Подумал я.
«Сплетни и слухи. Пиздеж и хуйня. Вонь навозной мухи. О жизни слона.» Вспомнились мне строчки известного поэта.
– Ах вы, идолы окаянные, – восклицала старушка, видя, что всем на неё и на бомжа наплевать. – Гореть вам в аду, грешники проклятые!
Она в очередной раз приблизилась к бродяге, но, учуяв неприятный запах, быстро ретировалась на свое место.
– Не шуми, бабуля, – сказал я. – Не замёрзнет он. Вон говно опять вокруг плавает. К тому же бичара в фуфайке. Кони не двинет. Они живучие. Не переживай.
Старушка, поахав и поохав немного, затихла. Моя речь её успокоила. Я бросил недокуренную сигарету на землю и вытащил из кармана мобильник. Пролистал фотки в «вконтакте», поставил лайки друзьям, почитал новости. Посмотрел прогноз погоды на сегодня.
«Плюс пять градусов тепла, облачность, осадки в виде снега, западный ветер.» Сообщал Гидрометцентр со своей странички в интернете.
«Снег? Я уже начинаю забывать это слово.» С иронией подумал я, убрал мобилу и обвёл взглядом утренний февральский пейзаж. Грязные, изрисованные стены остановки, навес с дырами, сломанная скамейка, урна, забитая до отказа мусором, тротуар с лужами, серые крыши старых домов напротив, голые кустарники и деревья позади, покосившийся фонарный столб, разбитая дорога, по которой проезжал редкий транспорт.
Автобус не появлялся.
Я поискал глазами табличку с расписанием, но безуспешно. Кроме неприличных слов и рисунков половых органов на кирпичах ничего не увидел. Рядом с остановкой стоял ржавый столбик, на нём висел потемневший знак с черным автобусом на бело-синем фоне. Под ним, чуть ниже, два отверстия, в которых на болтах когда-то крепилась табличка. «Спиздили». Решил я.
