3 ноября 1755 года. Форт Босежур, Акадия.
Капитан Наиль Хурамшин, позывной «Салават»
– Огонь! – заорал Хас, вскидывая винтовку и делая прицельный выстрел. – Придавите их огнём! Мастер! Дави их!
Мастер и Казак, единственные, кому Хас разрешил взять их родные винтовки, с которыми они попали в Америку – у остальных были «фридолиновские» из мастерской Кинцера, – начали методично выбивать наиболее смелых (или наиболее глупых) англичан, которые пытались высунуться из-за палисада, дабы разрядить оружие в нападающих.
– Держим! – наконец-то раздался голос Мастера.
– Салават, вперёд!
По команде Самума Наиль рванул вперёд, держа в руках две наполненные водой пластиковые двухлитровые бутылки, связанные между собой метровым куском паракорда. Путь его проходил между двумя трёхметровыми валами, на которых возвышался полутораметровый частокол палисада, к единственным воротам форта. Добежав до них, Салават укрылся под аркой от огня защитников, достал колышек и сноровисто забил его тыльной стороной томагавка в дерево. Перекинул через колышек бутылки с водой, выверил их, чтобы они висели на одном уровне, и, достав «трехсотый» ЗТП[1], вставил его в ПВВ[2]. Повернул чеку, дернул ее и по привычке засёк время, как только увидел вспышку шнура. Крикнул «Иду!» и, дождавшись ответа Мастера «Держим!», так же, пулей, метнулся назад.
Потянулись минуты ожидания, разбавляемые частой и не всегда точной стрельбой. Через пять с небольшим минут раздался взрыв, и все, защитники и нападающие, увидели, как одну из створок сорвало с верхней петли, и она наполовину завалилась во внутренний двор форта. Раздался единый слитный вопль – яростный и отчаянный защитников и восторженный и торжествующий – осаждавших.
– Вперёд! – заорал Хас. – Вперёд! Или вы хотите жить вечно?[3]
«Скауты» небольшими группами рванули по направлению к раскупоренным воротам…
Часть I. Остров Святого Иоанна
ИНТЕРЛЮДИЯ
20.. год. Подмосковье
Капитан 3-го ранга Хасханов, позывной «Самум»
Этот санаторий Самум нашёл случайно, когда листал поисковик в интернете. Близился Новый год, и хотелось его вместе где-нибудь отметить. Санаторий когда-то принадлежал Академии наук СССР, а теперь перешёл по наследству РАН[4]. Самум проехался туда с Лёней посмотреть, и увиденное, так же, как и цены, его устроило. Пришлось выгребать группную кассу и платить аванс.
На улицах лежал снег, светило солнце, по улицам торопились куда-то по своим делам люди, и Хас кайфовал от ощущения умиротворения, которое захлестнуло его от увиденного. Немного портило картину то обстоятельство, что на Новый год Хас попадал прямиком из наряда по отделу. Вообще-то группники в наряды не ходили, но Хас до сих пор числился «врио», потому тащил лямку наравне со всеми.
В наряд на Новый год попали Береза и Кедр, молодые лейты из группы Ветра. «Хвойнолиственные», «два дуболома» – это неполный перечень эпитетов, которыми их награждали местные острословы. Парни не обижались, благо терпения у них хватало на дюжину. Жребий, по обычаю, тянули все на равных, группники в том числе, но судьбу не обманешь. Сначала Кедр вытянул короткую спичку, которая означала дежурного, а затем, под общий смех, Береза вытянул ещё одну короткую спичку помощника. Все лишний раз посмеялись тому, что чему быть, того не миновать, и разошлись по своим делам…
Хас сдал наряд Кедру, они доложили о приёме-передаче начальнику отдела, и Хас пошёл заводить машину и переодеваться. Майра уже была в гостях у Рустама с Аидой, они же должны были привезти ее в санаторий. Рустам был одним из немногих, кто не относился к группе, но кому, тем не менее, было предложено встретить Новый год в своей компании.
Переодевшись, Хас достал два заранее припасенных пакета с едой и напитками. По традиции, парням, которые заступали на «фишку» по праздникам, группа скидывалась на «стол». Лейты были не из группы Самума, но из того же отдела, поэтому Хас не считал зазорным купить им пакеты с едой за свой счёт. Весело мурлыкая под нос «Новый год к нам мчится…», он заскочил в рубку дежурного, оставил ошеломлённым и обрадованным офицерам пакеты с едой и напитками и направился к своей машине…
Когда он вломился в парилку, его присутствие встретили одобрительным гулом. Леня сразу отодвинулся в сторону, освобождая ему место, и Хас плюхнулся на горячую лавку, блаженно откидываясь на стенку… В 23:45 они всей группой, вместе с жёнами, подругами и детьми, распаренные и румяные, сидели за праздничным столом. Ведущий очень задорно вёл вечер, сыпя шутки и прибаутки, парни с девчонками отрывались, как могли.
Ближе к четырём утра Хас взял Майру за руку и, откланявшись сидевшим ещё за столом ребятам (коих оставалось совсем немного), они пошли в свой номер. Майра была немного пьяная от выпитого и потому вела себя более раскованно, чем обычно. Хас, на которого алкоголь не действовал от слова «вообще», несмотря на любое количество выпитого, сохранял ясность мыслей, но тоже был приятно расслаблен. Он вытянулся на кровати и с любовью посмотрел на Майру. Она улыбнулась своей очаровательной улыбкой, которую он так любил, и потянулась к нему. Поцелуи, объятия, прикосновения… Они проваливались в это море любви и тонули в нем.
