В бархатном кресле, поджав ноги, сидела девушка. Она смотрела невидящим взглядом светло-голубых глаз в сторону большого окна, по которому стекали капли дождя. Светлые волосы рассыпались по плечам, одна прядь упала на лицо и почти скрыла высокий лоб. Девушка даже не шелохнулась, когда в комнату быстро и легко вошла её ровесница.
– Госпожа Юлия, время переодеться к ужину.
Ничего не ответив, блондинка выразительно посмотрела на часы над камином, которые показывали без четверти шесть, а потом на подол своего домашнего платья из тонкой ткани цвета её глаз.
– Нет-нет, Ваш отец объявил, что ужин будет торжественным. Чтобы сделать прическу, нужно начинать уже сейчас!
От волнения веснушки на вздернутом носике служанки загорелись ярче, а рыжие кудри выбились из-под чепца, когда она затрясла головой, как бы предупреждая, что дальнейшее сопротивление бесполезно.
– Тогда золотое, Ада, – лицо хозяйки осталось холодно-безразличным. Она поднялась и встала, подобно статуе с протянутыми вперед руками, выражая полное равнодушие к тому, как служанка будет справляться с её переодеванием и прической, – Поторопись.
На пороге огромной залы Юлия на минуту замерла. Сотни свечей горели ярко и отражались в хрустальных бокалах на длинном столе, а также в украшениях многочисленных гостей. Слишком много людей, слишком много света.
Руки девушки задрожали. Она сделала над собой усилие и крепко, но изящно, взялась кончиками пальцев за подол своего наряда, струящегося как жидкое золото. Затем Юлия выпрямилась и с надменным видом прошествовала мимо бесконечно долгой череды кланяющихся ей придворных. Лицо принцессы было бесстрастно, словно маска. Возле предназначенного для неё стула по левую руку от Эриха Горного, или Гордого, как иногда его называли, она остановилась.
– А вот и наша дорогая Ю, – глаза женщины, сидящей справа от отца, странно сверкнули, а зазмеившуюся по ярко-красным губам улыбку никто не решился бы назвать приветливой.
– Добрый вечер, отец. Добрый вечер, тётя Эм, – этикет и хорошее воспитание, но ещё более нежелание смотреть в глаза старшим, заставили девушку склонить голову.
– Почему Ваша госпожа должна ждать?! – вспышка гнева Юлии была обращена в сторону слуги-подростка, недостаточно проворно отодвинувшего стул, и позволила отвлечь внимание взрослых от самой принцессы.
– Простите, моя госпожа.
– Кто ты есть?
– Меня зовут Питер.
– Ты будешь наказан.
– Да, госпожа.
Но Юлия уже не смотрела в его сторону. Слишком много света и блеска. До сих пор дрожащие руки принцессе пришлось спрятать, но этого никто не заметил. Ужин шёл своим чередом. Пока девушка говорила со слугой, её отец жестом повелел гостям садиться – и в одну минуту все приглашенные оказались за столом. Эрих Горный не любил ждать. Сверкнув такими же голубыми, как у дочери, глазами, он начал приветственную речь.
– Где тебя носит, Грегор! Вечно ты уходишь и шляешься где-то весь день вместо того, чтобы помочь матери по хозяйству! Я целыми днями ломаю руки о чужое белье, чтобы мы не сдохли с голоду, а ты даже дров не желаешь наколоть! На дворе октябрь, теперь не обойтись тряпкой вместо одеяла по ночам или стогом сена на улице! В доме ни крошки еды, собачий холод, а этот разгильдяй, знай себе бегает в соседнюю деревню пялиться на эту девку – дочь мясника! Еще добро бы мяса оттуда приносил, так ведь нет: ест здесь, а работает за бесплатно там! Ну, что за Судьба! У, глаза бы мои не смотрели! – и прачка, с красными и потрескавшимися от постоянной стирки руками, замахнулась на сына только что отжатой простыней.
Гневная речь не произвела никакого впечатления на худого подростка.
– Мать, не заводись, – только и сказал нескладный парень, ухмыльнувшись. Крупной, как у взрослого мужчины, рукой он отбросил со лба тёмные прямые волосы и, весело насвистывая, отправился в сарай, чтобы выполнить материнскую просьбу.
Грегор Безотцовщина был не из тех, кого легко смутить или озадачить. В деревушке Стул, расположенной на западе Линарии, сын прачки славился дерзким нравом. Разница в возрасте не останавливала этого юнца и перед двадцатилетними парнями, если его задирали. Так что драки в жизни Грегора были самым обычным делом. Свою матушку Силию он жалел, но не слушался лет с десяти. Если хотел уйти – уходил, и приходил назад тоже по собственному желанию.
Когда, после колки дров, потный и грязный подросток вернулся из сарая в обшарпанные стены родного дома, там его ожидал сюрприз. На стуле посреди единственной комнатки сидел деревенский староста Проспер. Добродушное краснощекое лицо почтенного дядюшки выражало решимость, отчего выглядело донельзя потешно. Грегор расплылся в улыбке, едва сдерживая рвущийся наружу смех.
– Здравствуй, Грегор, – неожиданный гость, похоже, даже пыхтел от напряжения.
– Здравствуйте, староста Проспер, – за официальным тоном Грегор попытался скрыть безудержное веселье, бушевавшее внутри.
– Твоя мама попросила меня серьёзно поговорить с тобой, мой мальчик, – голос дядюшки, и правда, звучал печально.
