Как часто мы придаём большое значение тем вещам, которые в них совершенно не нуждаются. Как часто мы заботимся о том, что не требует нашего внимания. Паримся по пустякам и совсем забываем о жизни, о том, какой она может быть и что мы можем предложить ей взамен. Мой дедушка был католиком и основал протестантскую церковь в 1969 году. Перед смертью он задал мне очень странный и в то же время, очень интересный вопрос. Он звучал так: что бы ты делала, если бы у тебя были все деньги и все время этого мира? Надо признать, что дедушка всегда отличался особенным чувством юмора, но в момент того самого разговора, юмора в нем присутствовало ровно столько, сколько выражало его лицо, а оно было как никогда серьезным и в тот же момент – расслабленным. И я задумалась.
– Так что же ты бы делала? – повторил он.
Я пожала плечами и сказала:
– А разве это так важно? Тем более это что-то из области фантастики.
Он что-то прокряхтел и шмыгая носом, достал из под подушки свой носовой платок.
– Ох, моя дорогая Шарлотта, чем так жить, лучше прямо сейчас ложись-ка ты рядом со мной на койку и помирай вместо меня, а я посижу на стульчике рядом и посмотрю, что для тебя останется невозможным. Знаешь, когда чувствуешь, что время расставания приближается, и перестаешь придавать этому уж такое большое и чрезмерное значение, то начинаешь принимать смерть не как конец, а как продолжение, или даже начало, перерождение твоей души, новый путь… и в этот момент все невозможные границы мира, обусловленные нашим умом стираются и ограничения, порождённые им, тоже уходят с горизонта, наступает покой. Ты наконец-то рад и счастлив, что прошел свой путь, что тяжесть человеческой ноши уже больше так сильно не тянет тебя и ты выдыхаешь и благодаришь Бога за то, что он возвращает тебя к себе. Ты обретаешь свободу. Все происходящее здесь приобретает совершенно иной смысл. Ну, – помедлил он, наклоняясь к тумбе, стоящей рядом с кроватью и вытаскивая из нее бренди, – если, конечно я еще нее совсем выжил из ума.
– Деда, – произнесла я, глядя на то, как он достаёт из тумбы бутылку рома, – тебе же нельзя.
– Ха-ха, – продемонстрировал он мне свое безразличие, – нельзя было тратить целую жизнь на то, что ей не является, вот – что по-настоящему нельзя. А это, если душа просит – можно.
– Ах душа, – медленно протянула я, – ну если душа, то и вправду можно, – улыбнулась я.. С ней никто спорить не станет.
Он налил себе бренди в пластиковый стакан из под чая.
– Деда? – спросила я его.
– Что, моя дорогая?
– Тебе не страшно умирать?
– Ну что ты дорогая, – он широко улыбался, – я счастлив умереть и иметь возможность возродиться или остаться дома, там, далеко-далеко в космосе. Нет начала, Люси, нет конца, если только глубокая длительная бесконечность и тишина.
Знаем ли мы себя, кто мы такие? Можем ли мы точно и наверняка сказать, что собой представляем? И я сейчас говорю совсем не о физиологических свойствах и способностях нашего тела, и даже не о возможностях разума. Сейчас я упоминаю о том, кто мы такие на самом деле, люди ли пришедшие на планету как гости, или инопланетные души, проживающие человеческий опыт? Знаем ли мы то, что думаем о себе и думаем ли мы о том, что действительно себя знаем, и давным-давно вопрос – хотим ли узнать?
Порой жизнь превращается в череду несносных обязательств, поисков и того, что нельзя назвать жизнью. Поиски… Поиски… Поиски ответов, вопросов, себя, поиски лучшего решения, поиски гипоаллергенного дезодоранта, туалетного мыла, блюда, правильного режима дня, правильных слов, поведения и вот тут, когда мы вырастаем и оглядываемся вокруг себя, то понимаем, что себя то мы так и не знаем… Что за всю свою прожитую жизнь мы так и не узнали себя, кто мы такие на самом деле. И уже здесь, когда приходит старость и наше лицо покрывается морщинками, когда мы смотрим на себя в зеркало и в своем отражении видим лишь отголоски того человека, который все еще живет внутри нас, мы начинаем понимать, что лишь отчасти были им… И параллельно тут же приходит осознание того, что в жизни-то нужно было делать именно то, что ты любил или любила, окружать себя теми людьми, которые тебе были дороги, находиться там, где тебе было хорошо и комфортно психологически, и что не насиловать себя морально нужно было всю жизнь, а не какую-то ее часть, к примеру, когда вы только-только засыпаете, укрываетесь одеялом и можете хотя бы на чуть-чуть расслабиться, вздохнуть спокойно и заботиться о себе, о том человеке, который находится внутри вас. Порой мне кажется, что он сходит с ума от наших действий и поступков, кричит и впадает в паники и истерики и неистово страдает от нашего же «себянелюбия», в то время как мы об этом даже не подозреваем. Уж слишком сильно наши корни вросли в перипетии, предрассудки, предубеждения и всяческие расовые, политические и религиозные недопонимания. А ведь если подумать, то все очень просто устроено. В мире существует не так уж много вещей, которые мы по-настоящему любим, как каждый индивид в отдельности. И коли уж зашла речь о любви, мне кажется уместным напомнить, что самая главная, основная и великая любовь, которой нужно обучиться – это любовь к себе; не зря же говорят – люби ближнего своего, как самого себя. Так как же нам любить того, кто рядом, если мы толком, то не научились любить самих себя, принимать себя такими, какие мы есть, заглядывая вглубь нашего и без того потасканного, и все же радеющего за нас нашего существа.
