Нет на юге Англии городка более симпатичного, чем Сент-Лу. Его слава короля английских курортов вполне заслуженна, и он очень напоминает Ривьеру. Побережье Корнуолла в моих глазах вообще ничем не уступает югу Франции.
Я поделился этим наблюдением со своим другом, Эркюлем Пуаро.
– Так было написано вчера в меню вагона-ресторана, mon ami[1]. Ваше замечание не оригинально.
– Но разве вы не согласны?
Он улыбался своим мыслям и не сразу ответил на мой вопрос. Я повторил его.
– Тысяча извинений, Гастингс. Мои мысли блуждают. Причем по той самой части света, которую вы упомянули только что.
– По югу Франции?
– Да. Мне вспомнилась прошлая зима, которую я провел там, и события, которые тогда произошли.
Я тоже вспомнил. В «Голубом поезде» было совершено убийство, и его тайну – запутанную и непостижимую – Пуаро разрешил с присущей ему непогрешимой проницательностью[2].
– Как мне жаль, что я не был тогда с вами, – сказал я совершенно искренне.
– Мне тоже, – ответил Пуаро. – Ваш опыт мог бы оказаться неоценимым.
Я бросил на него косой взгляд. Наше многолетнее знакомство приучило меня не доверять его комплиментам, однако на этот раз он, казалось, говорил абсолютно серьезно. С другой стороны, почему бы и нет? Я ведь и впрямь давно уже наблюдаю методы его работы.
– Чего мне особенно не хватало тогда, так это вашего воображения, Гастингс, – продолжал он мечтательно. – Легкий контраст часто идет на пользу. Мой слуга Жорж – прекрасный человек, и я иногда позволял себе обсудить с ним ту или иную проблему, но он совершенно лишен воображения.
Это замечание показалось мне совсем не идущим к делу.
– Скажите, Пуаро, – начал я. – Неужели вы никогда не испытываете соблазна вернуться к вашим прежним занятиям? Такая монотонная жизнь…
– Полностью меня устраивает, друг мой. Просто сидеть на солнышке – что может быть лучше? Сойти с пьедестала в зените славы – что может быть грандиознее? Обо мне говорят: «Ах, этот Пуаро! Великий, уникальный! Такого, как он, никогда не было и не будет!» Eh bien[3] – я удовлетворен. Я не прошу большего. Я скромен.
Что до меня, то я вряд ли назвал бы моего маленького друга «скромным». Похоже, прошедшие годы нисколько его не изменили. Вот и сейчас он откинулся на спинку стула и гладил себе усы, едва ли не мурлыча от самодовольства.
Мы сидели на одной из террас отеля «Маджестик». Это самый крупный отель в Сент-Лу, он стоит посреди большого сада, на мысу, откуда открывается прекрасный вид на море. Под нами тут и там шелестели кроны пальм. Море приятно синело вдали, небо было ясным, а солнце светило и припекало истово, как ему и положено в августе (правда, в Англии такое бывает далеко не всегда). В парке деловито жужжали пчелы, лаская наш слух, – словом, настоящая идиллия.
Мы приехали в отель накануне, и это было наше первое утро из семи запланированных. Если погодные условия останутся столь же благоприятными, то отпуск удастся на славу.
Я поднял газету, выпавшую из моих рук, и возобновил чтение утренних новостей. Политическая ситуация – неудовлетворительная, но скучная; беспорядки в Китае; большой отчет об афере в Сити, слухи о которой ходили уже давно… в общем, все было как всегда.
– Любопытная штука эта попугайная лихорадка[4], – заметил я, переворачивая страницу. – Очень любопытная.
– Еще два смертельных исхода в Лидсе, как я вижу.
– Очень прискорбно. – Я перевернул страницу.
– Все еще никаких новостей об этом парне, Сетоне, и его кругосветном перелете… Летчики – храбрый народ. Да и его самолет-амфибия, «Альбатрос», – изобретение не из последних. Жаль будет, если он погибнет. Хотя надежда еще есть. Считается, что он мог дотянуть до какого-нибудь архипелага в Тихом океане.
– Жители Соломоновых островов, кажется, все еще каннибалы? – приятным голосом осведомился Пуаро.
– Замечательный парень. Глядя на таких, как он, поневоле испытываешь гордость за то, что родился англичанином.
– И даже поражения на Уимблдоне кажутся уже не столь страшными[5], – произнес бельгиец.
– Я… я вовсе не хотел, – начал было я.
Но Пуаро изящным жестом пресек мои попытки принести извинения.
– Я, – заговорил он, – конечно, не амфибия, в отличие от машины бедного капитана Сетона, но я космополит. И англичане, как вам хорошо известно, мой друг, всегда вызывали мое глубочайшее восхищение. Например, той тщательностью, с которой они просматривают газету.
Мое внимание привлекли новости внутренней политики.
– Похоже, министра внутренних дел совсем затравили, – с усмешкой заметил я.
– Бедняга. Да, у него крупные неприятности… О, вот оно! Настолько крупные, что он ищет помощи в самых неподходящих местах.
Я удивленно вскинул на него глаза.
Чуть заметно улыбаясь, Пуаро достал из кармана свою утреннюю корреспонденцию – небольшую стопку писем, перехваченную резинкой, – и, выбрав из нее одно письмо, перебросил его мне через стол.
– Его, наверное, принесли вчера, когда мы уже уехали, – сказал он.
