Деваться некуда
Привет! Меня зовут Лиза.
Глуповато, а может быть и сойдёт – я не знаю, как другие вступают в беседу с теми, кто тебя не знает лично, ни разу не видел и очень может быть, что видеть не захочет.
Я живу в Москве в одном из так называемых спальных районов – честно говоря, смысл этого выражения стал понятен мне совсем недавно. Как выяснилось, спальный район – это сравнительно тихий район большого города, построенный главным образом для спокойной жизни, а не для работы или культурного времяпрепровождения.
Раньше мне было даже немного обидно, когда наш район называли спальным: мне начинало казаться, что люди ошибочно полагают, что жители таких мест постоянно спят – сплошные сомнамбулы или лунатики, что, конечно, на сто процентов ошибочно. Мне хотелось подчеркнуть, что мы, жители, умеем многое, и спим не больше, чем все остальные, и откуда, думала я, вообще взялось такое дурацкое название – "спальный район"?
Теперь, когда я знаю истинное значение этих двух слов, мне странно уже больше от того, как я рассуждала раньше. В последнее время на меня хлынул чересчур мощный поток новых сведений, и мне часто кажется, что я не справляюсь с ним, и хочется если не остановить его полностью, то хотя бы слегка прибрать.
Я, как и все, будучи ребёнком, мечтала стать взрослее, но, знаете ли, зря.
Раньше, в детстве, жизнь моя была полосатая: сегодня светлая, завтра набежит тень в виде высокой температуры или внезапной боли в животе, или разбитой коленки – и я плакала горько, кричала во всё горло, но забывала о своём горе через минуту после того, как противные ощущения отступали.
В начальной школе, помнится, настало что-то вроде осени, и тени начали чаще заслонять лучезарную жизнь мою, но я чётко замечала, как за сумрачной неделей болезни, плохих оценок, ссор с друзьями или родителями неминуемо начиналась неделя удивительной удачи, и судьба преподносила мне такие штучки, какие другим и не снились. Иногда мне даже хотелось потяжелее пострадать в неблагополучную неделю, чтобы потом получить подарок побольше, и я специально сгущала краски, пытаясь усилить болезненные ощущения.
Когда мне исполнилось двенадцать, в конвейере судьбы произошла поломка.
Я заболела прямо в День рождения Платоновой Насти, своей подруги и почти соседки, в самый разгар веселья. Во время подвижной игры у меня потемнело в глазах – именно так я потом сказала врачу: он же не знает, что мои глаза способны были разглядеть тёмную полосу, которая надвинулась на мою жизнь – как выяснилось, навсегда, потому что в этот самый момент от конвейера, настроенного на чередование чёрных и белых полос, отвалилась шестерёнка, и он замер, показывая на экране сплошную черноту. Думаю, я правильно сделала, не ознакомив врача с моим видением проблемы, иначе бы он сдал меня в психушку; да и о том, что конвейер утратил жизненно важную шестерёнку, мне стало ясно уже после.
Для справки: этой весной мне будет 16, а с тех пор в общем-то ничего не изменилось.
День рождения был летом, а осенью меня перевели в профильный класс, в котором у меня – да, так бывает! – не нашлось ни одного друга или даже приятеля. Ни один парень не казался мне интересным, ни одна девочка не вызывала доверия. Я скатилась на тройки с четвёрками, и да, как же я могла забыть, с тех пор меня каждый день слегка подташнивает и темнеет в глазах. Я уже полежала в нескольких больницах, пропила несколько курсов лекарств, но, как вы могли догадаться, это не помогло ни на толику уменьшить всё то, что я изо дня в день испытываю.
Ясное дело – человеческие лекарства не призваны вправлять незримые шестерни, а доктора вряд ли в своих медицинских учебниках хоть что-нибудь читали о тёмной жизненной полосе, отображающейся прямо перед глазами больного. Нет, она не стоит перед моим взором постоянно, она лишь изредка – 1, 2 или 3 раза в день спускается, как занавес, и напоминает мне о трагической поломке самого важного аппарата.
Когда всё это началось, я перепугалась не на шутку, особенно когда пришлось смириться с тем, что так теперь будет постоянно. Месяц я не могла есть из-за тошноты и гулять с друзьями из-за потемнения в глазах. Впрочем, гулять я с ними не могла ещё и из-за того, что вскоре легла в больницу. Поначалу подруги заглядывали ко мне, но потом я перестала их приглашать, потому что настроение моё изо дня в день было ужасным, и мне требовался покой, чтобы всё это уложить в голове.
Мне становилось веселее, когда я предвкушала после приключившегося со мной форменного безобразия гигантский подарок судьбы, но…
Да, я представляла себе, что меня кто-нибудь полюбит, или я прославлюсь, или выиграю много денег в лотерею. Как вы уже поняли, стало только хуже.
Я перешла в профильный класс без друзей; мальчишка, с которым мы вместе сидели, как говорится, "не просто так", вообще уехал за границу, и я не знала, когда теперь и как мы вновь сможем увидеть друг друга.
Учителя в профильном классе были или злые, или безвольные и скучные, кроме разве что одного-двух, а родители… Мама и папа всерьёз озаботились моим здоровьем, и от их волнения мне становилось только хуже. Поэтому, когда мне прописали очередные таблетки, я приняла решение сделать вид, что они мне помогают. У мамы с папой, по-видимому, упала гора с плеч, а мне теперь приходилось ещё и натягивать улыбку каждый раз, когда я сталкивалась с ними дома.
