Папа и мама начали ссориться уже давно, почти целый месяц. Сначала они укладывали Вадика спать и мама несколько раз заглядывала в его комнату, проверяла, уснул ли. Но полы в квартире рассохлись, поскрипывали под ногами, и Вадик всегда слышал мамины шаги. Если шаги приближались, он изо всех сил зажмуривал глаза и притворялся спящим. Потом шаги удалялись, и Вадик начинал слышать мамин голос. Мама говорила часто-часто, совсем как игрушечный автомат, если нажать на курок. А когда мама замолкала, говорил отец.
Вадик откидывал одеяло и босиком шлепал к двери. Он чуть-чуть приоткрывал ее и смотрел в щелку. Видна была лишь стена коридора, покрашенная прошлым летом коричневой краской, и еще туфли. Папины – сорок четвертого размера, похожие на линкоры, только без мачт и трубы. Рядом, как эсминцы, стояли мамины босоножки. А его сандалий не было видно. Чтобы их увидеть, нужно совсем выйти в коридор. Там, в углу рядом с вешалкой, лежат его зеленые сандалии. Вадик на минуту задумался, на какие корабли они похожи? Ну, конечно, на торпедные катера.
Вадик вспомнил, как хорошо было раньше, когда все вместе они шли в парк. Папа всегда шел широкими шагами, а когда Вадик с мамой отставали, оборачивался и дожидался их. Потом он сажал Вадика на плечи и нес так до самого парка. С высоких отцовских плеч было видно далеко-далеко, но чтобы видеть еше лучше, Вадик сгибал пальцы кольцом и прикладывал к глазам. Получался настоящий бинокль. В него сразу становилось видно море. Нет, даже не море, а целый океан, и Вадик чувствовал себя настоящим капитаном большого корабля. Он чуть наклонялся вправо, и его корабль поворачивал, сжимал коленками папину шею, – резко останавливался. А если нужно было развить самый большой ход, Вадик набирал полную грудь воздуха, громко пыхтел: чуф-чуф-чуф! Корабельная машина прибавляла обороты, и папа начинал шагать быстрее и быстрее.
А потом подходила мама и говорила: «Как я вас всех люблю!»
На папином лице сразу пропадали все морщинки, глаза начинали смеяться, и он становился молодым-молодым…
Но в парк они не ходили уже давно. Вадик даже забыл, когда ходили. Теперь в воскресенье мама, а потом папа уходили куда-то, а Вадика отводили к соседке Вере Ивановне. Вера Ивановна включала телевизор, брала в руки тонкие железные спицы и начинала вязать. Пушистый клубок мотался по полу взад-вперед, рыжий кот Яшка, дремавший у ног Веры Ивановны, лениво открывал один глаз, долго следил за ним, вдруг прыгал, трогал клубок когтистой лапой и, недовольно урча, возвращался обратно.
Потом Вера Ивановна накрывала на стол и они пили чай с душистым айвовым вареньем. Вера Ивановна смешно вытягивала губы и прихлебывала из блюдечка. А когда вечером Вадика уводили домой, почему-то вздыхала и гладила его по голове…
А в среду в детском саду к Вадику подошла толстая Маринка и, уперев руки в бока, сказала:
– За то, что не давал на велосипеде кататься, твои родители расходятся. Я сама слышала, как воспитательница моей маме говорила.
Вадик сразу покрылся красными пятнами, изо всех сил сжал кулаки и ударил Маринку в плечо. Но разве с ней справишься! Через минуту он уже лежал на земле, а Маринка сидела сверху. Тогда Вадик извернулся и укусил ее за руку. Так ей и надо!
Вечером мама сказала:
– Ты стал таким старым и скучным, смотреть не хочется.
И почему старым? Совсем папа не старый. Подумаешь, сорок два года. Вадик вспомнил, как смотрел по телевизору хоккей с канадскими профессионалами. Там почти всем по столько лет. А одному, который вместе с сыновьями играет, гораздо больше. Ничего, когда Вадик вырастет, он тоже будет играть с отцом в одной команде. В ЦСКА. И их тройка будет самая лучшая. Отец, Вадик и Харламов.
Да, еще мама сказала, что отец скучный. Ну это совсем легко исправить. Нужно почитать маме веселые книжки. Их у Вадика очень много и все с яркими картинками. А самая смешная – «Барон Мюнхгаузен». Когда читаешь ее, прямо обхохочешься!
