Мало я помню о своей жизни до плена. Но мне нравится думать, что это были счастливые годы. Я все еще помню те лесные тропинки и могу часами следовать за ними внутренним взором. Я могу остановиться у тиса, вдохнуть запах травы и разогретого болота. Я могу увидеть солнце за кронами деревьев, пробивающиеся сквозь них, отсвечивающие зеленым лучи. И так жарко, что чувствую тепло обнаженной кожей, пока пробираюсь сквозь подлесок. Голые ноги задевают стебли папоротника, я чувствую гладкость лука в руке и тяжесть колчана, бьющего по бедру. Захожу в густую рощу, здесь ступни погружаются во влажный мох, и я знаю, что в весеннее половодье сюда поднимается море, оставляя после себя водоросли, и ракушки, и крабов, закапывающихся в мох. И вот я уже у берега в самом конце залива, вижу, как на песок накатывают волны, а вверху, высоко в небе, парят чайки. Птицы висят неподвижно, будто их пригвоздили к небесному своду, но вот они бьют крыльями и устремляются в море или к лесу за моей спиной.
Здесь справа от меня расстилаются песчаные отмели, а неподалеку стоит отец с Ульфхамом. Седые волосы отца треплет ветер. Он, как всегда, немного клонится вбок, но в его жилистом теле еще достаточно силы, и я думаю: нет в мире ничего, что могло бы сокрушить его. Ульфхам лает, но по своему обыкновению не отходит от отца. Отец чуть заметно кивает мне, а затем наклоняется и подбирает ракушку. Я иду дальше по тропинке. Здесь она сворачивает и уводит меня к северной части залива. Я карабкаюсь по камням. Я еще мал, совсем ребенок, но ловок, руки и ноги мои крепки. Я перекидываю лук за плечо и без страха быстро поднимаюсь к вершине сопки, ведь я знаю, что отец наблюдает за мной, стоя на отмели. Он боится, что я расшибусь, ведь я остался у него один. Но мне надо доказать ему, что я могу, я не слабее его, ведь скоро сыновья бонда позовут меня в путь, так что отец должен знать, что я не посрамлю его.
На вершине сопки я смотрю на расстилающийся передо мной фьорд. Здесь наверху сложена пирамида из камней, в первые годы после распри отец должен был разводить здесь огонь всякий раз, как увидит боевой корабль. Он сторожил здесь каждую ночь. Я забираюсь под свод старого шалаша, прислоняюсь к стене и некоторое время смотрю на море. Пытаюсь проследить за линией между морем и небом. Она тоньше волоска и прямее клинка. Вот куда лежит мой путь. Туда, где встречаются небо с землей. По другую сторону океана, далеко на востоке, раскинулось островное королевство. Бьёрн, мой единственный брат, уплыл туда прошлым летом. В этом году наступит мой черед.
В шалаше я долго не задерживаюсь, вскакиваю на ноги, но теперь я бегу, и можжевельник царапает мне ноги и живот. Не помню, что на мне было тогда. Может, просто кусок ткани на бедрах. И вот я на северной стороне мыса, распутываю снасть, которую прикрутил к луку. На конце снасти привязан крючок, его я сделал из шипа. Я раздавливаю раковину улитки и насаживаю ее на крючок.
Я долго лежу на камне. Смотрю на себя в зеркале вод. На лицо падают длинные нечесаные волосы. Лицо еще округлое, в нем еще есть что-то детское, но скоро все будет по-другому. Я уже становлюсь похож на мужчину: лоб и скулы заострились, глазницы запали. Голубые глаза ярко выделяются на загорелом лице.
Иногда у моего крючка вертятся рыбки. Некоторые поднимаются к самой поверхности воды и пускают плавником рябь по зеркальной поверхности. Затем они вновь спускаются к крючку, но они мелкие, такими не наешься. Чтобы спугнуть их, я дергаю снасть, и они уплывают.
Многие годы я не мог вспомнить ничего другого, что происходило до того, как жизнь переменилась. Путь подростка к месту рыбалки. Отец, собирающий ракушки на отмели. Многие годы я хранил эти скудные воспоминания о том времени. Лишь несколько лет спустя я вернулся на тот полуостров, царство моего детства, прошел по прежним тропинкам, которые не заросли благодаря оленям и косулям, и восстановил шалаш, сложенный когда-то моим отцом. И воспоминания стали возвращаться ко мне.
Должно быть, я тогда заснул на том бараньем лбу. Когда я внезапно проснулся, вокруг было тихо-тихо. Солнце все еще стояло высоко в небе, вряд ли я долго проспал. Помню, я повернулся и увидел, что наверху, у сторожки отца, стоит человек. На нем не было другой одежды, кроме потрепанных кожаных штанов, а тело было покрыто синими полосами. Вдруг он заметил меня. Полуобернулся, крикнул что-то на непонятном языке и побежал ко мне.