– Мамочка, вставай!
Шторы плотно закрыты. Елена услышала топот детских ножек рядом с кроватью и перевернулась на другой бок.
– Встаю, милая.
Будильник на тумбочке зазвенел. Она открыла глаза. «Тик» – стрелка замерла на делении с цифрой шесть. «Заберу ее пораньше сегодня», – подумала Елена. «Так» – острая игла пришла в движение. Женщина встала с кровати.
Днем было тепло. Солнце грело спину в черном пальто. «Сначала – на нашу любимую площадку, потом купим булочек с повидлом, потом…», – женщина загибала пальцы на руках и не заметила, как пришла к садику. Она открыла калитку. Из окон доносились крики детей. Елена поправила сумку на плече. В кармане что-то звякнуло вместе с ключами, будто деревяшки. Она прошла по надписи на асфальте и обернулась. «София ушла!» – прочитала она губами
– Моя озорница.
Дверь с кодовым замком никак не хотела ее пускать. На звонок нажала. Послышались шаги и ей наконец открыли.
– Я за Софией.
– У вас опять код поменялся? – спросила Елена.
Та помотала головой.
– Подождите здесь.
За дверью с нарисованным солнышком резвились малыши. Елена навострила уши и старалась вычленить из общего гомона родной голосок. Вскоре к ней вышла воспитатель. Увидев женщину, она как-то тяжело вздохнула.
– Как вы? – спросила она.
– Все отлично. Вот пораньше пришла за дочкой. – она поерзала на низенькой банкетке и из кармана пальто выпало несколько детских мелков. Воспитательница подняла их с пола и протянула Елене.
– Все еще будет. – она отвела от нее глаза.
– Вам домой пора.
Дверь игровой вдруг открылась и откуда высунулись маленькие личики. Воспитательница прикрыла ее и аккуратно взяла женщину под руку. За спиной щёлкнул замок. Она вышла на крыльцо и взяла из-под козырька самокат розового цвета.
– Ну, пошли. – сказала она вслух.
– Нам и правда пора домой.
Обе воспитательницы смотрели как женщина идет по дороге.
– Опять. – вздохнула одна.
– Жалко ее. – ответила другая.
Елена катила рядом с собой самокатик, останавливалась и улыбалась в пустоту. Гладила рукой воздух, смеялась чьей-то беззвучной шутке. Протягивала кому-то мелок, и, не замечая, что он падает, шла дальше.
София ушла.
Корни впились в землю и жадно пьют воду. Под большим дубом сотни желудей: раскрытых, закрытых, сгнивших и застрявших носиками в земле. Они уцепились за жизнь хиленьким зеленым корешком, что любой малыш вытянет без труда, а животное затопчет. Снимаю с росточка сухой листок, чтобы вверх без стеснений рос. А всю остальную работу сделает за меня дождь.
Ты крепче за землю хватайся, да под ветром не гнись. Слушай, что дуб шепчет тебе через землю. Слушай, как он ветками-костями поскрипывает. Кто-то в сторону отвернулся, а ты вверх смотри. Ветки наверх вскинуты: за что, мол, так долго тут стою. Скрючены все, черные. Большой стал и старый. Обнимешь – руки не сомкнуться. А коры коснешься, как наждачка шершавая и грубая. На боку – трещина и гвоздь вбит.
А весной, знаешь, на нем зеленые листья есть. На макушку его посмотри. Там, наверху уже жизнь продолжается.
В душный вагон ввалилась толпа. Плечи касались чужих плеч, нагретую кожу облепили сумки, в спину уперся раздутый рюкзак. Консервированное состояние сроком на три минуты, а то и больше. Вокруг стоял запах не лучше рыбного, а лица вокруг блестели словно перламутровые ракушки.
На меня уставились чьи-то глаза. Посреди брови потемневший шрам. И я вспомнила. Голова вжалась в плечи, спина превратилась из восклицательного знака в знак вопроса. Я поднесла руку к лицу, пальчик мазнул под глазом и остался чистым. Тушь на месте, на коже только кристаллики соли. Мы были тем летом на море. Он нырнул в воду и лицом случайно наткнулся на нежное желе с ядовитыми жгутиками. На берегу кто-то всучил мне в руки сметану и кислый запах смешался с ароматом вареной кукурузы. Я намазывала содержимое баночки на обожженное лицо плохо знакомого парня. Пальцы скользили по припухшим векам, щекам и красной полосе посреди брови. Сметана быстро нагревалась и высыхала. Был ли толк в том, что я делала? Рядом сидели вожатые и перешептывались, а я и не понимала почему. Сидела рядом с ним пока он не открыл глаза. С пляжа мы ушли вместе, а вечером прогулка по аллее с кипарисами, где улитки еле держатся за веточки. Мы ходили мимо громкой дискотеки, поближе к нашему берегу на луну смотреть и слушать многообещающее «шш-шш». Вернулись в Москву, и все пропало: ни прогулок, ни лица близко-близко, ни шепота у раковины уха. Мы вошли в режим ожидания на неопредленное время, никто не решился тогда повесить трубку. Так и молчали.
Высунула голову из толпы и украдкой взглянула на него снова. В поле зрения попали только ухо, да загорелая щека. Воображение пыталось собрать его образ в единое целое, но как-то не клеилось. Волосы стали короче, бандану он больше не носил и кольцо из уха вытащил – только дырочка осталась. Было ли кольцо на пальце? Я встала на цыпочки и тут же потеряла равновесие. Вагон качнувшись, затормозил. Жаркой волной люди хлынули наружу через открытые двери. В полупустой вагон забежал ветер. Призрак исчез, оставив след на песке где-то далеко отсюда.
