– Кстати, маркиз, о ядах и противоядиях, – так начало свою речь приведение графа де Абрантеса, развалившись в кресле с видом весьма вельможным.
– Мяу? – осведомился я. А что я мог еще сказать. Я же кот. По крайней мере, наяву. Ибо человеком – маркизом де Колле – с некоторых пор я могу быть только во сне…
– Серьезным недочетом я нахожу то, что Маттеус не способен помочь при отравлении, так как в ядах и противоядиях ничего не смыслит, – продолжил граф, – иногда такие знания могли бы пригодиться.
Разговор наш происходил поздним вечером – вечером того дня, как в нашу аптеку ворвалась в слезах немолодая женщина в платье служанки.
– Моего господина отравили, – пролепетала она, цепляясь за прилавок, чтобы устоять на ногах, – умоляю вас, дайте противоядие!
– Но сударыня, где рецепт врача? – спросил Маттеус. На лице юного аптекаря было написано искреннее сочувствие бедняжке.
– Я уверен, врач подкуплен отравительницей… он не дает рецепта – он говорит, что случай безнадежный! – тут голос женщины, и без того хриплый, изменил ей, и она зарыдала, зарывшись лицом в платок.
– Микстуру по рецепту врача я могу составить, – отвечал Маттеус в замешательстве, – но без рецепта…
– Вы не хотите помочь! – вскричала служанка. – Сжальтесь, моя госпожа и ее ребенок останутся на улице, если он не выживет! Помогите…
– Но поймите, ядов много, и от каждого нужно свое противоядие, – попытался урезонить ее Маттеус, – откуда мне знать, чем именно его отравили?
– Дайте мне безоар, – прошептала служанка истово, – он, говорят, подходит от всех ядов. Я знаю, он стоит дорого, но… это все, что у меня есть, – она протянула тяжелый кошелек.
– У меня нет безоара, – возразил Маттеус, – моя прабабушка, которая обучала меня, говорила мне, что он не помогает ни от чего. Это ведь просто камень из желудка козла, вот и все…
– Но все говорят, что это волшебный камень! Он лечит все!
– У меня все равно его нет, сударыня.
Женщина будто сломалась: она уцепилась за край прилавка, согнулась и тихо сползла на пол.
– Сударыня, ну давайте, я посмотрю на вашего больного, – пробормотал с состраданием Маттеус, пытаясь поднять грузную тушу служанки, – у меня есть микстуры, которые могут подкрепить жизнь в человеке, возможно, они смогут его поддержать…
Тут я заметил, как призрак графа возник в углу комнаты и метнулся к дверям, словно пытаясь преградить дорогу Маттеусу и женщине; он делал мне знаки, которые недвусмысленно говорили: «Задержи их! Не дай им пройти!». Я кинулся под ноги Маттеусу и старухе, но тщетно: осторожно отодвинув меня в сторону, они вышли вместе, причем Маттеус поддерживал ее под руку.
– Ах, как скверно! – с досадой воскликнул граф, когда дверь за ними закрылась, и повернулся ключ.
– Мяу? – не понял я.
– От отравлений надо держаться как можно дальше! – вскричал граф. – Это такая дрянь: еще обвинят тебя же в том, что ты навредил – что твои микстуры и твоя помощь только добили умирающего! скажут, что отравление было пустяковым – пациент съел что-то не то, и прекрасно выжил бы сам – а вот твое снадобье было настоящим ядом и добило несчастного! Только этих неприятностей нам не хватало…
Жалобно мяукнув, я метнулся к дверям и, вышмыгнув в кошачий лаз, понесся по улице следом за нашей парочкой.
Вернулись мы с Маттеусом вдвоем, я – у Маттеуса на плече, в сумке, вместе с микстурами в стеклянных пузырьках, которые неприятно холодили мне бок. Маттеус устало снял сумку с плеча, вытащил из нее меня и грустно почесал за ушком.
– Пойду спать, – вздохнул он, – я тебе налью молочка, Лео, ты попей, я ужинать не буду.
Я состроил гримаску. Честно говоря, я рассчитывал на ужин поплотнее. Скажем, на кусочек курочки или рыбки. Но делать нечего; вылакав блюдце до последней капли и перекинувшись парой слов с привидением графа, я вспрыгнул на кровать, пристроился поближе к хозяину и передо мною, мешая сон и явь, поплыли какие-то видения; я видел, как юная моя дочь Оливия танцует с графом д Абрантесом на балу, а вот зачем-то по дому бегает маленький дракон, что это такое… короче, я заснул, убаюканный нежным шелестом дождя за окном.
Внезапно, видения перестали мельтешить передо мной; я снова увидел ту же спальню в аптеке; себя – в камзоле шоколадного цвета, уже не котом, а человеком… Я сидел на краю кровати; напротив меня восседал в кресле белый и прозрачный призрак графа.
– Ну, что? Я видел, что наш юный друг чем-то расстроен, – заметил он, – как все прошло?
– Никак, – отвечал я печально, – к тому моменту, как мы пришли, несчастный больной – некий Адельберто Миранда – уже испустил дух.
Призрак графа издал вздох облегчения и расслабился.
– Чем вы так довольны? – удивился я сумрачно.
– Разумнее спросить, чем вы недовольны, – возразил старый циник, – я же сказал, какие опасности подстерегали Маттеуса, попытайся он спасти несчастного, и, разумеется, не преуспев в этом. С отравлениями так: либо ты спас больного, либо тебя самого обвинят в чем угодно.
– Да, вы правы, – вздохнул я. – Но не в этом случае.
– Чем же сей случай отличается?
– А тем, что тайный отравитель, точнее, отравительница, великодушно решила избавить всех прочих причастных от участи подозреваемых.
