Бельфенор Намиаль Маальт-эль
из корней Серебряного Дуба
Статуя выглядела… странной. Я разглядывал ее и никак не мог понять, нравится мне это изображение или нет. Художник, безусловно, был талантлив, и скульптура казалась живым существом, с неизвестной целью припорошенным мраморной пылью. А вот с сюжетом возникали серьезные трудности.
Начать с того, что на изображение местного героя, которое должно было вызывать уважение и почтение, я глядел сверху, и уже это было дико. Да и в остальном образ казался… малоприятным. Или, вернее, малопонятным. Мужчина сидел на корточках, одет он был в потрепанную полевую форму, причем эффект потрепанности скульптор явно придал одежде намеренно, и с легким насмешливым прищуром глядел на зрителя снизу вверх. В зубах зажата папироса, которую он прикуривал от огонька в правой руке, прикрытого от зрителя и ветра левой ладонью. У ног лежал разворошенный вещмешок, на плече висела винтовка, в запечатленный художником момент упершаяся прикладом в землю. Что касается лица статуи… насчет портретного сходства я не уверен, поскольку лично с этим героем знакомства не водил, но на все свои изображения он походил и полностью соответствовал всем рассказам о себе. Резко асимметричная стрижка с переходом от выбритого левого виска к спадающим до плеча длинным прядям справа откровенно диссонировала с безукоризненно правильными аристократическими чертами лица. А еще – выставляла на всеобщее обозрение рваное левое ухо, украшенное дополнительно привлекающей внимание серьгой. Которая, кстати, на самом деле была серебряной, вставленной в каменное ухо статуи.
В конце концов я пришел к выводу, что каменная копия раздражает меня не меньше, чем покойный оригинал, и решил, что художник явно достоин похвалы уже за одно это. Но подобным «произведением искусства» я бы не украсил даже сортир для слуг.
– Ты, что ли, особо доверенный посланник и прочая, прочая? – раздался рядом недовольный женский голос, и я едва удержался от неприязненной гримасы. Адресована она была не неожиданной собеседнице, а окружению в целом. Местный слишком быстрый говор с раскатистым «эр», неразборчивыми «бэ» и «вэ» и неизменно мягкой «эль» всегда вызывал у меня ощущение, что собеседник то ли издевается, то ли слаб на голову.
Впрочем, последнее утверждение показалось особенно справедливым, стоило перевести взгляд на особу, привлекшую мое внимание. Это была… нищенка? Во всяком случае, первое впечатление говорило именно об этом, как бы дико это ни звучало. Хотя с местными ни в чем нельзя быть уверенным наверняка.
Взъерошенная копна волнистых черных волос (к счастью, хотя бы чистых), собранная в прическу, если можно применить это слово к подобному безобразию. Слева волосы заплели в несколько тонких косичек по направлению от лица к затылку, что создавало ощущение залысины, справа они свободно падали, перехваченные на уровне шеи несколькими витками обыкновенной бечевки. В ухе, кстати, поблескивала такая же серьга, как у статуи. Впрочем, как раз эта деталь вызывала меньше всего негативных эмоций: ушко было вполне изящным и даже красивым.
Узкое лицо тоже было красивым, только его обладательница относилась к собственной внешности откровенно наплевательски. Обветренные губы, впалые щеки и тени под глазами, выдающие любительницу «сладкого забвения» – весьма популярного в последние годы наркотического вещества. Из-за этих тусклых синяков и без того темные глаза странного фиолетового цвета казались двумя провалами. Эльфы, конечно, бессмертны и от «сладкого забвения» не умирают, но подобная дрянь сказывается даже на нас.
Женщина была одета в простое мешковатое платье из грубого полотна, едва прикрывавшее колени. На гибкой стройной фигуре даже оно смотрелось бы почти пристойно, если бы не заплатки в нескольких местах и грязь по подолу.
Но самое главное, что окончательно вывело меня из равновесия – она была босой. Узкие маленькие стопы совершенной формы покрывала пыль, и я все-таки не удержался от неприязненной гримасы. Как можно настолько себя запустить?!
А ведь, если абстрагироваться от одежды и вот этой небрежности и представить эту неизвестную мне особу прилично одетой, получится нечто весьма эффектное и даже удивительное. Необычные яркие глаза, точеные черты лица, изящная фигура… Да один цвет волос – редкий, черный в синеву – чего стоит! Пожалуй, такой красотой не пренебрег бы и сам Владыка. Откуда она тут только взялась? И почему никто до сих пор не догадался взять за шкирку и как следует прополоскать это недоразумение в каком-нибудь водоеме, приводя в порядок? Никто не позарился и не пожелал разглядеть цветок под слоем мусора? Впрочем, не удивлюсь, если обитателей местного свинарника все устраивает и так.
Определенно, уничтожение подобной клоаки казалось достойной целью. Жалко, что все вышло именно так, как вышло.
– Что тебе надо? – спросил я. Получилось, к счастью, вполне ровно и даже нейтрально. Откровенно выказывать неприязнь даже к такому… позору вида – все же неприлично.
– Мне? – Нищенка вскинула брови, смерила меня взглядом. Взгляд был вызывающе-насмешливым, даже почти надменным, и принадлежал он полностью уверенной в себе и довольной своим положением эльфийке, а никак не несчастной оборванке. – Мне давно от вас ничего не надо, я уже получила все, что хотела. Это ты притащился стелить коврик для своего Владыки.
