Беги от меня, беги.
Беги, путая след.
Даже во сне приснюсь -
Просто скажи мне: «Нет».
Я не в праве, и я не в силах,
Мне уже слишком поздно.
Нет больше силы в жилах,
Мне не милы эти звезды.
Мне не милы рассветы –
Солнца калейдоскопы.
Я своё прожил лето,
Я свою юность пропил.
Но если в твоих ресницах
Ночь загрустит седая,
Перечитай страницы
Дней наших, дорогая.
Белой ночью в кафе на углу
Белой ночью в кафе на углу,
Там, где площадь Восстания,
Мы с тобою сыграли вничью:
Разойдясь, не сказав «до свидания».
Ни сквозные проходные дворы,
Ни ночь – до молочного белая,
Не разбудят даже по утряни коты
И сирень под окном – в мае спелая.
Не разбудит залп в двенадцатый час,
Свет зажженных огней ростральных.
Ни на день, ни на миг, ни на час -
На века, навсегда, до скончания.
Я не верю в предсказание судеб
И на гуще кофейной гадания.
Все поймешь ты и все простишь,
В этот горестный миг расставания.
Тусклый свет полуночный, купе,
Ухо режет славянки прощание.
Полетели огни в темноте.
Только б не навсегда. До свидания.
Подслушал тайный я аккорд,
Давидом сыгранный без нот,
Без музыки. Он был угоден Богу.
Звучал он словно невпопад:
Мажорно вверх – минорный спад,
Растерянный Давид пел: «Аллилуйя».
И вера вроде бы сильна,
Но это только лишь слова,
А красота и лунный свет – волнуют.
О, Боже, как она нежна!
Своею нежностью она – пленила,
С губ сорвала: «Аллилуйя».
Мне кажется, я здесь бывал,
Я эту комнату узнал:
Холодный пол и ветер в окна дует.
Я видел флаги на стенах,
Любовный марш в моих ушах
Звучит так нежно словно «Аллилуйя».
И было время, ты была
Так преданна и влюблена,
Ты говорила: «Нас не сломят вьюги».
Когда я ник к твоим рукам,
Я мрак холодный забывал,
И вдох был наш наполнен «Аллилуйя».
Быть может, есть на небе Бог,
Он дарит нам любви цветок.
Но для меня любовь подобна пуле:
Последний вскрик, последний вздох,
Я свет её узреть не смог,
И леденит мне сердце «Аллилуйя».
Аллилуйя, Аллилуйя
Аллилуйя, Аллилуйя
В мире замков и дверных цепочек
В мире замков и дверных цепочек -
Я хочу с тобой открыто говорить.
Я устал от запятых, устал от точек,
Я устал вокруг да около – ходить.
Я устал от длинных многоточий,
Я устал от восклицаний неживых.
И вопросы, что за пазухою точишь,
Мне в сто крат противнее прямых.
Белый лист исписан двоеточьем,
Минусом в глазах застрял дефис.
Только междометья днём и ночью -
Я в глазах твоих читаю сверху вниз.
Вцепилась, зараза, и душит
Вцепилась, зараза, и душит.
Тянет за галстук к земному ядру,
через чертовы девять кругов.
На стенке сосуда сердечного –
на память рубцов –
больше чем на прикладе
снайпера первого класса –
грешен, нёс в массы любовь …
Ох, Данте мой, Данте…
бедняга… послушай,
твоя Беатриче – с моею –
похожи точь-в-точь.
Прекрасны как луч
на востоке всходящего солнца,
и так же любовь их,
как солнечный блеск непорочный –
не прочны. И грань между да или нет –
до безумства ничтожна – мала.
Но, какие черты!
И поступь нежна и тонка –
грациозна как вдаль
убегающие облака.
Вчера гитару пропил гитарист
Вчера гитару пропил гитарист.
Все в жизни просто стало очень скверно:
Распахнуто окно, – оставив чистым лист,
В окне исчезла Муза. Этот вслед ушёл, наверно.
Последний взятый им аккорд, пробравший аж до кожи, –
Ещё звучал в ушах, спешащих по делам прохожих.
Вы держите усталою рукой
Письма обрывок в штемпельном конверте,
В нем снова о любви, о том, что шаг до смерти.
Лишь вы одна мне дарите покой.
Ещё вам кажется порой,
Что звезды в этом небе не напрасны,
Что нет всему конца, что жизнь прекрасна,
Что все случится в ней само собой.
Что дни и ночи только лишь для вас,
Что солнце только с той причиной светит:
Чтоб вы прошлись – прет-а-порте, а он заметит
На вас накинутые бархат и атлас.
Мне кажется наивной ваша грусть,
И, Боже мой, вам не к лицу печали.
А звезды те – что нас тайком венчали,
О том ни слова не проронят пусть.
Здесь все иначе: небосклон –
Такой же точно, разве только шире.
И мы, о ком не вспомнят в вашем мире,
Цевьём его подпёрли с трёх сторон.
Здесь, за рекою, рвёт полуторка бетон,
Ракетами раскрашен воздух в красный –
И, осветив листок и почерк страстный,
Вновь в грязно-серый превратится он.
Вы спите тихо на плече моем
Вы спите тихо на плече моем, не зная,
Как я от страсти к вам, безудержной, сгораю.
Мне милым кажется ваш локон и улыбка.
Но, подпустив меня, вы сделали ошибку.
И пальцы тонкие, и нежность смуглой кожи -
Точь-в-точь с царицею персидскою вы схожи.
И я, как Бродский, трачу краски русской речи
На профиль ваш, и матовые плечи.
Дело не в том, что забыл я давно
Дело не в том, что забыл я давно
Адрес и дом твой. Просто навеяло
Старой эстрадой, с которой в окно
Вальс проливался, где все ещё верил я.
Старые улицы, двор твой колодцем,
Падает тень на часы до захода солнца.
Мне бы в юность рвануть, туда, где ты,
Да опоздал чуть-чуть: разведены мосты.
Тучами небо заволокло, звезд не видно,
Нашей весны не вернуть – до боли обидно.
Если тебе я приснюсь, ты во сне окрикни.
Сгорблено надо мной фонари поникли.
Светят, что глаз рябит жёлтой искрою,
Поговори хоть ты, старый бульвар, со мною.
Задремала роща, задремала
Задремала роща, задремала –
Туман укутал рощу покрывалом.
Не кричит, не стонет ветер.
За туманами любовь не заметил.
