Когда замечталась о нем третью ночь подряд, я встала с дивана и подошла к окну. Ночь была лунной, пролетела летучая мышь, где-то залаяла бродячая собака. Странно, ведь так нежно я о нем не страдала уже целый год, с тех пор, как без вести пропал, уехав со своей невестой.
Невеста была красива, как сказочная царица. Только что звезда во лбу не горела и месяц под косой не блестел.
Я натянула тёплое, вязанное мамой платье цвета сирени. Тихонько прошла, почти не касаясь босыми ногами ледяного пола. В прихожей обула прохладные кеды, которые пробудили во мне желание их выбросить эту резиновую подделку, и вышла из дома, по пути к калитке погладив старую собаку.
Как упоительны в России ночи весной. Как легко и быстро я дошла до его дома через темную грунтовую дорогу, по которой даже машины по ночам не проезжают, только коты шныряют, сверкая глазами. Не было надежды никакой идти туда мимо старой школы, мимо вновь построенных двухэтажных коттеджей на месте нашего старого детского сада, куда мы вместе за ручку ходили.
Вот на этом месте мы стояли возле дороги, дожидаясь взрослого человека, который переведет безопасно.
Он оказался поверхностным и неверным. Я – верная, а он просто пользовался моей добротой и искренней привязанностью. Он мог жить без моих поцелуев, а я? … Я не могла. Мне хотелось целоваться и по сей день хотелось только с ним быть. Я любила.
Ну почему он меня не ценил? Даже не подумал обо мне, когда возвращался со своей писаной торбой. Он с нее пылинки сдувал при всех наших друзьях и как достижением хвастался. Смотрите все, какая у меня невеста. Завидуйте. Зовут Лия.
Имя то, какое звучное, красивое.
Он виноват во всем! Почему же я не могу его ненавидеть? Зачем вспоминаю? Почему душа так рвется к его дому? Почему боюсь произносить его имя?
«Никитушка… Мой родной…» – снова прошептала я с несчастными глазами.
Меня звали очень экзотично: Мирослава.
Мира, Мася, Мирочка, Мирошка, Славочка.
Только он один называл меня Мила или Милка. Иногда добавлял «Мила и Я» слитно. Потому, что так в детстве он называл.
Букву в детском саду не выговаривал.
А фамилия у меня Янтикова. Он называл Бантикова.
Всегда я отличница была с бантиками. Сначала на хвостиках, потом, на блузочках, потом на туфельках и даже на сумочке.
Дарил море цветов. Букеты, букеты, ворованные, купленные, полевые или с куста.
Зачем ты это сделал, любимый?! Зачем ты мне её привез и сказал, что поведешь под венец? Я же так ждала тебя, целый год сидела у окошка.
Армия воспитывает из мальчиков мужчин. И что, сразу дарит им красивых взрослых женщин? Чтобы подтвердить мужество?
Дошла. Посмотрела на второй этаж.
Свет в его окнах горел, и человек какой-то сидел.
Наверное, брат старший его не спит.
Брат.
Совсем другой, не такой, как мой любимый.
Брат – силач, штангу поднимает. Такой борец за свободу и справедливость, Илья. Не Муромец. Илья Злодей. Илья Хвастун. Илья Насильник.
Я высказала шепотом: «Отольются тебе мои слёзы!» и побрела через частные домишки с тёмными окошками вокруг наших улиц, чтобы почувствовать себя в детстве.
Вспоминала в тысячный раз, как мы в двенадцать лет бродили за ручку. Он конфетами помятыми меня кормил, прижимал к своей груди, чтобы я согрелась. А я вырывалась и смотрела в синие глаза, в которых горела радость.
Вдали услышала какие-то легкие быстрые шаги. Бежит кто-то.
Испугалась так, что сердце в горле застучало, прыгнула к кустам и замерла.
Топот затих, только гравий легко шуршит.
Идет.
Стою, ни жива, ни мертва.
Идет, медленно и верно приближается. И вдруг меня как будто кто-то ледяной водой окатил. Это же он. Мой детсадовский полицейский. Так мы играли с ним – он полицейский, а я преступница, украла у него дорогую старинную лампу и часы его папы. Я крала и прятала, а он меня «допрашивал» и находил. И обнимал, чтобы поймать. Это же была его любимая игра, потому, что преступника нужно крепко держать в объятиях.
Да, это он.
Вернулся с женой. Наверное, жена беременная уже. С Лией своей домой приехал. Изменился, почти не узнаваемым стал, но походка всё та же… Я узнала его шаги, меня не обманешь. Что забыл здесь? Жену показывать приехал?
– Милка! Я тебя видел, выходи!
– Нет, Никита, я не выйду! Я останусь здесь, в кустах, а ты иди, куда хочешь.
– К тебе могу подойти в кусты?
Голос, какой у него насмешливый. Столько не виделись, а он насмехается надо мной.
– Нет, не можешь! – крикнула я отчаянно, – Я тебя видеть не хочу, лучше послушаю, как ты обратно убегать будешь.
– А ты не ко мне шла?
– Вот с чего ты взял? Я к тебе приду, только если больше на целом свете никого не останется!
– А, я понял. Ты не ко мне шла, а к нему!
– Да, конечно, – я согласилась, только чтобы закончить эту пытку.
Затих, но ненадолго, гравием пошуршал в полутьме.
И снова допрос с пристрастием.
– Почему ты не сказала? Я же спрашивал тебя.
Это что, обиженку включил? Неужели я слышу упрек в свою сторону?
– Что ты спрашивал, Никита? Я подзабыла, столько времени прошло, – еле скрываю возмущение.
– Не нашла ли кого, пока я служу России! Вот, что я спрашивал! А ты не призналась!
– Это не твое дело. Будь счастлив. Приехал в гости, вот и сиди в своих гостях. И Лия твоя заждалась. Иди домой… к жене.
