Он не был красив в классическом понимании этого слова, мужчина, на которого я смотрела сквозь окуляры бинокля. Слишком резкие черты лица, глубоко посаженные глаза. Отсюда они чёрными казались, но я знала, они серые. У меня были его фотографии, много фотографий.
Недавно прошёл дождь, и крыша, на которой я лежала, была мокрой. Сырость и ночной холод пронизывали насквозь, но я не отрывалась от своего занятия. Я к этому семь лет шла…
Он пил виски в изолированном вип кабинете ресторана. Одна из штор отдернута, чем я и воспользовалась. Я вижу угол дорогого стола из красного дерева. Пепельницу с тлеющей в ней сигаретой. Руку, которая так небрежно расслабленно лежит. Мужчина находится ко мне боком, я вижу его профиль. С жадностью рассматриваю лицо, которое изучила уже полностью, я могу нарисовать его с закрытыми глазами.
– Я хочу, чтобы ты умер, – шёпотом говорю я. – Подонок.
И он…он вдруг поворачивается ко мне. И я уверена, что смотрит прямо в глаза. Я откатываюсь назад, скольжу по мокрой черепице крыши, сердце бешено бьётся. Пытаюсь убедить себя – он не мог меня увидеть. Между нами дорога, ночь, я на крыше… Спокойнее не становится. Бегу по крыше, рискуя упасть вниз или попасться на глаза охране. Кроссовки грохочут, но я точно знаю, что внизу, внутри этого здания ночью никого нет. Добегаю до угла, спрыгиваю на пристройку магазина, с неё на мокрый асфальт и бегу прочь.
Я не могу попасться сейчас. Я слишком долго к этому шла – больше семи лет. И час икс все ближе. И…даже умереть не страшно, хотя жить хочется со страшной силой.
Ночью я то и дело вскрикивала – мне снилось, что он на меня смотрит. Просыпалась, шла на кухню. Полы в съёмной однушке протяжно скрипят в такт моим шагам. Пью горький кофе и смотрю на улицу, в ночь, и даже там, кажется, его глаза вижу. Мне не сбежать, да и не буду. Я бегу ему навстречу, только он этого ещё не знает.
Утро я встречаю полностью одетой и готовой к выходу. Ещё рано, но та, встречи с которой я жажду, просыпается на рассвете. У неё ребёнок маленький, и они гуляют до наступления дневной жары. Я с трудом нашла её адрес, и эта встреча для меня очень важна.
Она курит, стоя в стороне от детской площадки. Ребёнок лет полутора с задумчивым видом ковыряет песок лопаткой.
Я на мгновение останавливаюсь, разглядывая её. Багров явно знает толк в женщинах – она красива. На её лице умиротворение, и мне не хочется нарушать её покой, но я это сделаю.
– Мария? – шагаю я к ней.
Маска покоя слетает с её лица во мгновение. В светло-зелёных глазах испуг. Смотрит на меня, видит молодую девушку в толстовке, мечется глазами, не веря, что я одна.
– Что вам нужно?
Бросается к своему ребёнку. Малыш не хочет выпускать лопату, на футболке женщины остаётся некрасивое пятно, но она не замечает. Стискивает ребёнка и бежать готова.
– Это его ребёнок? – спрашиваю я. – Я одна. Я не сделаю вам плохого. Я просто задам несколько вопросов и уйду.
Плечи женщины поникают. Она понимает, что здесь ей бежать некуда, не от себя же и от своего дома. Садится на край песочницы, ребёнок кричит, но она не выпускает его из рук.
– Нет. Это ребёнок моего мужа. Багров…он не хочет детей и это было одним из условий нашего соглашения. Уйдите, пожалуйста, я хочу, чтобы вы ушли.
Но я – неумолима. Я иду к своей цели уже семь лет и меня не остановить.
– Расскажите мне о нем и я уйду. Каких женщин он любит? Каковы его предпочтения в сексе? Мне… Все важно. Какие фильмы он любит?
– Он любит старые голливудские фильмы, – вдруг улыбается Мария. – Он любит сильных женщин, с иными ему нянчиться лень. Секс…он любит секс. Что вы ещё хотите знать? Мы расстались больше трех лет назад. Если…я скажу лишнего, это может аукнуться мне.
Последний мой вопрос один из самых важных.
– Он жесток?
О, я знаю, что он монстр. Но так же я знаю, что порой монстры кажутся лучшими из людей.
– Он равнодушен. Его ничто не трогает. Всё люди для него…игрушки. Но он не жесток… Я была с ним год, он хорошо мне заплатил, я смогла открыть свой бизнес. Мой муж ничего не знает, не говорите ему, пожалуйста…
Она и правда сильная. Если будет нужно, будет сражаться за своего ребёнка. Но она слишком счастлива, а счастливые люди уязвимы. И мне остро жаль и её, и ребёнка, который плачет, не понимая, что с матерью случилось.
У меня была сотня вопросов. Но эта жалость…она мне мешает. Я отступаю, ухожу, оставляя испуганную женщину и плачущего ребёнка. Но она вдруг окликает меня. Я останавливаюсь, не оборачиваясь, жду её слов.
– Он тебе не по зубам, девочка, – говорит она. – Не стоит…лучше уезжай. Беги прочь.
Только ехать мне некуда. Жаль, что я не узнала почти ничего нового. Я и так знала, что он умен. Равнодушен и расчётлив. Что любит классику кинематографа. Но эта встреча была нужна мне…
– Сегодня, – напоминаю я себе, шагая по городу. – Это случится сегодня.
Я готовлюсь заранее. Отстраненно, словно это происходит не со мной. Принимаю душ. Сушу волосы, глядя на себя в зеркало. А потом уступаю внезапному порыву, приношу с кухни острый нож, обхватываю гриву своих волос и обрезаю. Волосы, которые при длине по пояс были просто волнистыми, сейчас вьются мелким бесом. Взбиваю их, крашу губы алой помадой.
