Хоть за шесть лет мы и наловчились карабкаться по простыням, все равно определенные неудобства присутствовали. По большому счету институтская форма служила благой цели. Она помогала классным дамам воспитывать из нас девиц скромных и знающих себе место (которое, как известно, с краю), но при этом изысканно-утонченных. Так, глубокие капюшоны плащей были не оторочены атласом, а набиты песком – для того, чтобы держать головы всегда смиренно опущенными и скрывать нас от нескромных глаз. Обувь у нас не из мягкой кожи, а настоящие деревянные тиски – ведь благородная леди полна терпения, а ее ножка изящна и мала. Наши платья не с зауженной талией и пышными юбками, а просто узкие, с утягивающей сзади шнуровкой – в таких много в столовой не поешь, а главное, в них невозможно ни бегать, ни даже быстро ходить – только семенить. И если перед нашими вылазками плащи и обувь мы просто снимали, то проблему с платьями во время перемещений через окно приходилось решать по-другому.
Я оглянулась и с наслаждением вздохнула пьянящие ароматы сада. Сумрачно и тихо: ни листик не шелохнется, ни веточка не хрустнет, ни птичка не вскрикнет. Мое любимое время суток! Мир замер на перепутье. Еще несколько минут, и восток начнет светлеть; три сестрицы, побледнев, поспешат восвояси; у Норы исчезнет ее хвостик, а меня перестанут раздирать сожаления по утраченным крыльям. Жизнь войдет в привычную колею.
С такими мыслями я задрала юбку на пояс, поплевала на руки и подпрыгнула. Ступни привычно пропустили простынную веревку между собой, превращая ее в ступеньки. Несколько быстрых рывков – и я у окна. Оно узкое и небольшое, поэтому протиснуться в него дело не из легких. Но мы с Норой худенькие и ловкие. Я подтянулась, перекинула тело через подоконник, ловко спрыгнула на стол, оттуда на пол. И в очередной раз испытала глубочайшее облегчение. Конечно, приятной сегодняшнюю прогулку трудно было назвать: потеряла я значительно больше, чем приобрела. Но главное – нас с Норой никто не заметил. Я прошептала благодарственную молитву Святой Троице и взялась за кувшин с водой. После приключений меня всегда мучила адская жажда.
И только я хотела наполнить кружку…
– Ай! – очень тихо, но с глубочайшим отчаянием выдохнула Нора.
Она уже наполовину показалась в окне, но нырнуть в комнату почему-то не спешила.
– Что? – шепотом осведомилась я.
Меня охватили пренеприятнейшие предчувствия.
– Кто-то держит, – потерянно сообщила она.
А потом взвизгнула и свалилась в келью. Следом рухнуло что-то еще. Темное и большое.
Некоторое время мы с Норой рассматривали незваного гостя. Но луны уже поднялись слишком высоко, и келья погрузилась во мрак. А вот новых незваных гостей не хотелось. Я бросила взгляд на окно. Нора понятливо кивнула и бросилась закрывать ставни, а я зажгла свечу.
Незнакомец оказался довольно молодым. Во всяком случае, морщины на его лице отсутствовали. И симпатичным: высокие скулы, тонкий прямой нос, красиво очерченные губы. Глаза закрыты, но большие, с пушистыми, как у девушки, ресницами.
Мы склонились ниже, и сразу в нос ударил отвратительнейший пивной запах… При всем моем уважении к святому напитку я на дух не переношу ни его вкус, ни запах. К этому «аромату» примешивался еще один – солоноватый, с легким металлическим оттенком. Я осторожно дотронулась до темных волос. Влажных и слипшихся. Кровь. Похоже, наш незваный гость основательно приложился головой.
– Эй, ты жив? – испуганно спросила Нора.
Незнакомец ответил самым неприятным способом: выгнулся дугой, захрипел, а на его губах выступила пена.
Мозг лихорадочно заработал. Конечно, по правилам мы обязаны немедленно вызвать нашу классную даму. Вот только на вопросы, которые начнет задавать нам Агнесс, отвечать очень не хотелось.
– Неси ночной горшок, – решительно приказала я.
С трудом, но получилось сделать так, чтобы незнакомец лег на мое колено лицом вниз.
– Черт! – зашипела я.
Попытка засунуть ему пальцы в рот чуть не сделала меня калекой. Зубы у парня оказались острыми.
– Нора, подай пестик… Только заверни во что-нибудь, чтобы он зубы себе не переломал.
Принадлежность для растирания семян целебных трав оказалось очень кстати. Да и мой способ обращения с пришельцем тоже. После первого приступа рвоты парень сполз с меня.
– Дальше… я сам, – прохрипел он.
Да мы и не настаиваем! Я с облегчением отошла в сторону, тщательно протирая руки носовым платком. Но глаз с незнакомца не спускала. Как и Нора. Она держала наготове перевязочный материал, а на лице сияло предвкушение: подруга уже примеривала на себя роль будущей сестры милосердия. Мы прочитали много трактатов по оказании помощи раненым, а тут такая возможность применить знания на практике! С одной стороны, я ее понимала. И в другой ситуации, возможно, даже поспорила бы с ней за право самой обрабатывать рану. Но сейчас, глядя, как незнакомец содрогается над горшком, терзалась сомнениями.
Всем известно – святое пиво вызывает у нечисти судороги и смерть. Поэтому получается, что мы спасаем богомерзкое существо. А значит, наш поступок очень негативно воспримется Святой Троицей. Но с другой стороны, на парне серо-голубой балахон из грубого сукна. В таком ходят лишь послушники монастыря Святого Иеремия. Причаститься там святым пивом любили. И порой не знали меры. Я лично видела однажды, как в саду тошнило двух перепивших служителей церкви. Но опять же возникает вопрос – что делает послушник в институте благородных девиц? У нас не то чтобы мужчин не бывало. Бывали, конечно. Но редко и исключительно по личному разрешению епископа Иеремийского.
