На паперти пристроилась бомжиха.
С остатками от прелести былой
И со следами тягостного лиха,
Но не слилась с невзрачною толпой.
Её бомжи прозвали здесь «Графиня» -
Спина прямая, отрешённый взгляд,
И о себе ни с кем не говорила,
И не пила со всеми суррогат.
Она была особенной какой-то –
За подаяньем не тянула рук,
Монетки прихожан брала достойно,
Благодарила взглядом, полным мук.
Кончался день, доход свой небогатый
Она сдавала местной рекетне
И шла к себе, в бомжатник тесноватый,
Чтобы вернуться в прошлое во сне.
И там уже, на дне своей печали,
В сиротском, хрупком, тихом забытьи
Заснеженная память возвращала
Сгоревшие счастливейшие дни.
Тогда был муж и сыновья-близняшки.
Их дом стоял на берегу реки.
Всё лето приносили ей ромашки
Любимые и дружные сынки.
Но время шло, сынишки подрастали,
И как-то незаметно день настал,
Когда их вместе в армию забрали
В воюющий тогда Афганистан.
Не описать родительского горя
И не представить в самом страшном сне,
Когда один погиб на поле боя,
Второй попал в неравной схватке в плен.
Для выкупа продали всё, что было,
Но в дом беда приходит не одна –
Отца болезнь смертельная свалила,
Когда узнал, что сын казнён вчера…
После инфаркта, на больничной койке,
Едва дышала женщина от слёз.
Не помогали капельниц иголки -
Давленья столбик только выше рос.
Через полгода вышла из больницы.
Куда идти? Ни дома, ни родни.
И где несчастной можно приютиться
С такой душевной раною в груди?
Она сидела в парке на скамейке,
Невыносимо память сердце жгла.
Вдруг рядышком присел сынок Андрейка,
Совсем ещё мальчишка, как тогда…
Но почему-то он сказал ей: «Тётя,
Наверное, Вам негде ночевать?
Я знаю место, покажу, пойдёмте.
Там, в уголке Вы сможете поспать».
«Я умерла, и ты, Андрей, мне снишься?
Но так реально, будто наяву,
И так похож на моего сынишку,
Вот только эта родинка на лбу…»
«А как же Вы моё узнали имя?
Ещё я не успел его сказать.»
«На сердце столько лет его носила», -
Ответила, слезу стирая, мать.
Пришли в подвал, а там народу много.
Кто водку пьёт, кто спит давно уже.
«Кого ты нам привёл?» – спросили строго
Из кучки разгулявшихся бомжей.
«Да вот, привёл из парка эту тётю,
Ей тоже было негде ночевать».
«На паперть завтра вместе с ней пойдёте,
Чтобы харчи с ночлежкой оправдать!»
«В обиду Вас не дам!»– шепнул Андрейка,
Когда они устроились в углу,
Укрылись чьей-то старой телогрейкой,
Оставленной на каменном полу.
Озябли окна старого подвала,
И эта ночь взята была в кредит,
Но две судьбы сиротских боль сближала
От ссадин, от потерь и от обид.
Тянулись дни, свисали с крыши ночи.
Слоями память жгла до немоты…
«Спасибо, что нашёл меня, сыночек!
Я счастлива, что есть на свете ты!
Теперь у жизни новое начало.
Вот постоим на паперти чуток,
Вернём, что за ночлежку задолжала,
Уедем с чистой совестью, сынок!»
