В «Литературе и жизни», которую возглавлял милейший Виктор Васильевич Полторацкий, я проработал недолго, но печатался там много. Однажды на Цветном бульваре, где в одном здании с «Литературкой» находилась и «ЛиЖи», как ее иронически называли, встретил добрую приятельницу Лену, с которой познакомился летом 1953 года в Дубултах, в Доме творчества. Она – дочь известного еще с тридцатых годов критика Владимира Ермилова. У Асеева в поэме «Маяковский начинается» о нем несправедливо сказано:
К примеру:
скажите, любезный Немилов,
вы – прочно привержены
к классике форм
и, стоя
у «Красной нови»
у кормила,
решили, что корень кормила – от
«корм»?
Впрочем, на совести Ермилова несправедливостей тоже немало.
Асеев – второй (первым был Иосиф Уткин) живой писатель, которого я увидел в 1939 году на эстраде в Измайловском парке, где он как раз читал эту поэму, за которую получил Сталинскую премию. Ему тогда исполнилось пятьдесят лет. Помню, чья-то юбилейная статья о нем начиналась словами: «Он очень молод…» Ибо тогда считалось, что в пятьдесят человек уже чуть ли не старик.
Лена была с незнакомым мне парнем. Она представила меня так: «Это Володя Бушин, без которого не обходится ни один номер «ЛиЖи». Так и было. А спутник Лены оказался Вадимом Кожиновым, ее мужем. Злые языки говорила: «Он женился на библиотеке Ермилова». Говорят, библиотека действительно богатая. А печатался я много по двум причинам. Во-первых, газета только начиналась, материалов порой не хватало. Во-вторых, за годы аспирантуры и после у меня накопилось много неопубликованных статей.
25 марта 1959 года я напечатал там статью «Чувство слова», в которой речь шла о романах Федора Панферова «Раздумье» и Даниила Гранина «После свадьбы». В «Нашем современнике № 1 за 1960 год П. Пустовойт гневно обрушился на меня: «В. Бушин даже не пытается провести грани между речью писателя и его героев. Обнаружив слова «очухаться», «взъерепениться», «лупануть», кричит «Караул!» Что ж, Пустовойт совершенно прав. «Рецепты В. Бушина даже староверу адмиралу Шишкову показались бы анахронизмом». И тут прав. Сейчас даже не верится, что я писал такую чушь. Но что я! Даже Шолохов, видимо, под влиянием работы Сталина «Марксизм и языкознание» (1952) в одном издании «Тихого Дона» убрал слова и речения подобного рода и почти все диалектизмы. Слава Богу, потом восстановил.
19 августа 59 года в «ЛиЖи» была напечатана моя большая статья «Штампы бывают разные» – о Юрии Казакове, о котором тогда много говорили и писали. В статье были и похвалы и критика, она преобладала. В таком духе: «Замечание Ю. Нагибина о том, что в рассказе «На полустанке» перед нами «неравный поединок душевной грубости с робкой, беззащитной нежностью», к сожалению, справедливо по отношению к большинству рассказов Ю. Казакова: в них «поединки», именно неравные и «нежность», именно беззащитная». Но сам Казаков, кажется, был доволен. Во всяком случае, при встрече сказал мне, что отмеченные мной «штампы» выписал и повесил над письменным столом, чтобы избегать их. Разговоров о моей статье было немало, но, кажется, в печати возражений не появилось.
Успел я напечатать там и свою первую – на два подвала! – шумную статью «Реклама и факты» – о критике в «Новом мире». Это же было осиное гнездо будущих прорабов перестройки: один Сарнов чего стоит. А тот же Турков!.. Говорили, Твардовский негодовал: «Нашелся новый Белинский!» Однако и тут никаких возражений или опровержений не последовало.
А с Кожиновым с тех времен у меня всю его жизнь были самые добрые отношения. Встречались мы редко, но перезванивались довольно часто. Как правило, я звонил ему, чтобы навести какую-то справку по литературе или истории. Он же был ходячей энциклопедией. Запомнился последние мой звонок: надо было уточнить некоторые строки стихотворения Ахматовой «Когда погребают эпоху».
Я знал, что у него дома бывают интересные встречи с пением старинных романсов, чтением стихов, разговорами. Вадим не раз приглашал меня зайти. Говорил: «Я живу ближе всех». Имел в виду – от ЦДЛ. Но я, к сожалению, так и не собрался. Я вообще упустил много подобных возможностей. К Шолохову многие ездили. А я видел его вблизи только один раз. Это было в декабре 1949 года на вечере, посвященном 70-летию Сталина в Большом зале консерватории. Мы с Игорем Кобзевым упрашивали Михаила Александровича придти к нам в Литературный институт. Он соглашался, поддакивал, но так и не пришел. Леонова тоже видел рядом лишь один раз – в Литературном институте он беседовал с какой-то группой студентов. Я его слушал и ничего не понимал. А гораздо позже, когда началась катавасия демократии, Евгений Иванович Осетров и Вадим Дементьев, часто бывавшие у Леонова, рассказывали мне, что он интересовался мной как автором хлынувших тогда крутых статей. Вадим приходил к нему со свежими газетами, и великий старик каждый раз спрашивал: «Есть что-нибудь Бушина?» Если было, Вадим читал ему вслух. И нередко он от души смеялся.
