Тепло, уютно, хорошо. Сладкий бриз обдувает мои кудри. Губы влажнеют. Я ими касаюсь нежного женского тела. Ниже, ниже.
– Какой странный пупок. – Подумал я, когда до него добрался. – В виде спиралевидной раковины, что ли. И по-моему, в самой глубине пупка торчит волосок. Может быть он женский, аккуратненький. Но я так близок к нему, что он мне кажется черной колючей проволокой. Блин. Успокойся, не порть все своим глупым воображением.
Я взял шампанское, и залил пуп. Теперь он стал опять миленьким пупком. И даже, розовеньким.
Мадам так на меня посмотрела, словно я ее горячим воском облил. Но тут же смягчилась, когда мои губы коснулись ее тела. Я целовал, еще, и еще. И так увлекся, что высосал все шампанское.
– Да что ты будешь делать. – Подумал я, уставившись на волос.
Теперь передо мной лежал медведь, в моем воображении. Причем цирковой. Его один раз побрили наголо, а потом отказались от этой затеи. И его шкура стала стремительно зарастать сверх нормы.
– Вот я болван, сейчас все испорчу. – Подумал я, и потянулся за бутылкой.
Представляю, каково было женщине. Она наблюдала, как недавно галантный кавалер, а теперь просто мужик, пьет из ее пупка, закрывая при этом глаза.
– И что я к этому чертовому пупку привязался? – Спрашивал я сам себя, когда полностью опустил свои вареники внутрь, в конец обнаглев. Может быть я полюбил этот вкус розового нектара? Или просто хочу напиться.
Я тыкал носом в пупок, как умалишенный, а по губам стекало наивкуснейшее шампанское. Оно капало, кап, кап.
– Так, стоп! – Остановил я мысли. – Какие нафиг кудри? Я же лысый. И откуда в Москве бриз?
Меня будто что-то ударило по голове. Бабенка с небритым пупком исчезла. Я оказался в кромешной темноте. Шампанское хоть и капало с моих губ, но оно стало каким-то противным и тягучим.
Я заметил свет, мутный и хлипкий, далеко, далеко от меня. Две тонкие горизонтальные щели, переходящие медленно в одну.
– Эта щель, это мои слипшиеся веки! – Осенило меня.
Я собрал всю силу, со всех мышц тела, и перенаправил ее в свои мертвые веки. Они, как ржавая калитка, отворились. Да так не спеша, что я чуть ли не упустил момент открытия своих же глаз, вновь пытаясь отрубиться.
– Открылись! – Ликовал я молча. – Полдела сделано. Осталось совсем немного. Прожить эту жизнь до конца.
Я находился в очень душном помещении. Моя щека прилипла к столу. А с губ капала слюна.
– Какая мерзость. – Подумал я. И тут же чихнул, добавив туда еще и соплей.
Я аккуратно оторвал щеку от стола, и выпрямил шею. Но недолго длилась моя победа над мертвой позой. Шаровая молния залетела ко мне в чердак, и приготовила из моего мозга омлет. И естественно, голова рухнула обратно. При этом сработала преждевременная реакция, остановить голову, вдруг, она сильно отскочит вверх от стола. Получился пинг-понг головой.
Я выругался, и все-таки поднял свой непослушный торс. А за ним потащился и мой котелок, предательски свисая с плеча.
– Море, песок, бриз? Что это за глюки? – Крикнул я, не сдерживая параллельного хрипа.
Я сидел за столом, на каком-то, по-видимому, диком пляже. Перед глазами все плыло, поэтому, я не спешил с выводами.
На мне была рваная рубаха. С одной стороны, идеально чистая, с другой, цвета водорослей этого моря, с утонченным творческим акцентом песка. Один ее край заходил в карман брюк, и выходил из ширинки, свисая, как хвостик. Другую аналогию не пришьешь к такому бесхозному телу.
Хотя, я погорячился, когда подумал, что на мне были брюки. Они ничем не отличались от рубахи. Даже круче! Их степень разорванности, превращала их в разнокалиберные шорты. Одна брючина до колен, другая, по трусы. Кстати, трусы! Они были скручены в трубочку. Подобно стрингам, скомканные семейники разрывали зад пополам.
– Где я? – Спросил я небеса. – И наверно, кто я? Раз не могу с точностью сказать кудрявый, лысый, или вообще чернокожий.
Я вскочил из-за стола, боги вернули мне силу супергероя. Но на самом деле, я испугался того, что даже не помню цвет своей кожи. Зачем только я вскакивал, непонятно. Можно было просто глянуть на руки.
– Хоть бы я оказался в реальности, где кожа вообще не нужна. Или в мире, где кожа нейтральных цветов. – Бормотал я себе под нос, придумывая любую ерунду, только бы не смотреть на свою кожу. И что здесь страшного? Хотя в том состоянии, в котором я находился, ужасало все.
Наконец, я вспомнил одну истину, которую мне говорила мама в детстве: «Сынок, ты сильный!» И я посмотрел.
– Фу, слава богу! – Выплеснул я из себя облегчение, когда глаза все-таки впились в кожу. – Я белый! Ну, или желтый. А возможно, и фиолетовый.
И это была правда, мое жалкое состояние распространялось, не только на вонь изо рта, боль в голове, похмельную амнезию, и убитую одежду, но и на цвет кожи.
