История, описанная ниже, не имеет абсолютно ничего общего с реальностью. Все персонажи, события, ситуации, моменты вымышлены и только вымышлены. Любые совпадения с действительностью – случайны, честное слово. Позиции, мнения, идеи и фразы, высказанные некоторыми из нижеописанных персонажей, могут, – и обязаны, отчасти, – не совпадать с позицией пишущего. А уж про читателя и говорить нечего. Для более плодотворного усвоения последующего текста, советуется не воспринимать его близко к сердцу, а лучше счесть данную писанину, как шутку. Причем, не из разряда удачных.
p.s. Кроме прочего, следует дать оправдание частым отсылкам и не всегда оправданным цитированиям, коих будет если не множество, то вдоволь. Начать стоит, пожалуй, с довольно пространного разъяснения двух цитат в самом начале этого повествования. «Те, о ком я пишу, постоянно присутствуют»– это первая. Вон они, стоят, смеются. Вторая – неважна. Безнеекак-нибудь.
Глава
1. Younger Dryas
40 годНовойФедерации
It’s a poor sort of memory that only works backwards…
Charles Lutwidge Dodgson (ЧарльзЛютвиджДоджсон)
Было то дерево, на нем сидели дети.
Дерево же было крупным и высоким, как страж над городом; и листья его ниспадали в океан. Было там светло и спокойно для каждого, кто сидел. Солнце заливало светом всю округу; дети щурились, они принимали тепло от лучей звезды. Не имелось у древа названия или рода. Ни днем, ни ночью, – никто не захаживал к нему…
…Однако ребятня из городка неподалеку частенько прибегала сюда, зачастую вопреки запретам своих родителей. Так поступила и эта парочка, – мальчишка и девчонка, – они тайком пробрались по узким, хорошо знакомым, улицам и незаметно добрались до исполинского растения. На то, чтобы забраться у них ушло не столько времени, сколько храбрости. Сидеть на почти вершине для детей было непередаваемо здорово.
Стоит оговориться, что слово «сидели» с трудом подходит для описания их ситуации: максимум чего смогли достичь мальчишка с девчонкой – уцепиться за толстые и могучие ветки, да кое-как разместиться на них, что вполне позволяло ребяткам осматриваться. На самом деле, их не очень интересовал окружающий пейзаж, не представлял для них интереса океан со своей безграничной темной синевой; не слишком привлекал вид купольно-хижинного города, и уж совсем не волновала ребят высота обрыва, на самом краю которого стояло дерево: шоколадно-коричневое, успокоительно могучее, опушенное сочной зеленью, с низко начинающимися наливными ветвями. Оно почтенным, добродушным и снисходительным бельомом стояло на своем твердом месте.
Ни для пухлого, розовощекого мальчика, ни для высокой и скуластой девочки не находилось в окружающем ландшафте ни одной новой и сколько-нибудь свежей детали. Им был знаком практически каждый сантиметр городка и прилегающих к нему окрестностей. Тем не менее, лица детей выражали крайнюю степень плохо скрываемого удовольствия: они забрались, можно сказать, на самую вершину когда-то непокорного то ли дуба, то ли эвкалипта, они смогли побороть эту непобедимую вершину. И, как подобает победителям, сейчас ребята наслаждались моментом, слегка щурясь от палящего солнца, свет которого нещадно бил по их детским лицам.
Сидящая выше девочка с легкой ухмылкой глянула на мальчугана снизу. Она знала про его боязнь высоты и знала, что его жутко злит ее умение карабкаться выше него. И не только это: она быстрее бегала, сноровистее плавала, выше прыгала, и в шуточных драках со своим братцем она с легкостью одерживала верх. Девочка хорошо понимала, – так хорошо, как возможно в ее возрасте, – до какой степени ее способности злят братца.
Поэтому она посчитала не лишним еще разик ему об этом напомнить.
– Забирайся выше, чего ты боишься? – сказала она, фривольно покачивая ногами.
Мальчик взволнованно заерзал. Сразу же послышалось шуршание его рук о кору: он лихорадочно вцепился в ветку, когда увидел землю так далеко внизу.
– Я не боюсь. Просто… Просто не хочу сейчас, – выговорил он сквозь зубы.
– Тут знаешь как красиво. Аж видно купола часовни, – она старалась, чтобы ее голос прозвучал нейтрально, как бы между прочим.
– Мне отсюда их тоже видно.
– А вот и нет. Там, где ты сидишь их увидеть нельзя.
– Можно.
Мальчик потихоньку начинал сопеть. Девочка знала, что это первый признак его негодования, а значит, он попался.
– Нет. Нельзя.
Ее голос звучал нарочито бесстрастно. Для усиления эффекта она картинно зевнула. Мальчик бросил на нее насупленный взгляд снизу вверх.
– Чтоб ты знала, если я захочу, то легко заберусь на самую макушку!
– Ну и заберись, – ухмылка помимо воли растянула губы девочки.
– Ну и заберусь!
– Ну и заберись.
– Ну а… я сейчас не хочу, – упрямо повторил мальчик и продолжил осматривать город.
Но сестра-то знала: он делает вид, притом безыскусно. Его мысли были не о городе – во всем мире для него сейчас не сыскать ничего желаннее, чем забраться выше нее.
Девочка стрельнула глазами в рыжую макушку, потом посмотрела наверх. Там, в мифически недосягаемой выси, росли три ветки, те, куда она сама не могла добраться. Две из них были слишком тонкими, чтобы достичь последнюю. Но почему-то сейчас, именно сейчас ей показалось очевидным: можно опереться о неохватный, чуть покосившийся ствол, используя его бугры с кочерыжками в качестве своеобразной лестницы. Первую ветку можно пролезть, на вторую слегка опереться правой ногой и дотянуться до вожделенной третьей.
