Мише
Когда я только узнала, что у нас с твоим папой появишься ты, то сразу очень разволновалась. Да что там, мы оба – будущих молодых родителя – разволновались до луны и обратно. Но если отцовские волнения прошли почти сразу (ну или талантливо ото всех скрывались), то меня на гормональных волнах и эффекте новизны несло прямо за горизонт. С того времени началась новая, особенная жизнь: было и странно, и нетерпеливо. Странно, потому что мы совершенно не представляли, как это, когда больше, чем двое, а нетерпеливо, потому что мы очень тебя ждали. А когда ты родился и мгновенно встал на путь возмужания, стало понятно, что ждали не зря. Лучшего сына было трудно придумать. Забавный, сообразительный, логичный и добрый. Но давай по порядку. Во-первых: мы с папой очень тебя любим. А во-вторых, весёлого тебе чтения, парень!
Твоя мама.
Всё началось в далёком 2010 году (в далёкой-далёкой галактике, конечно же – привет, "Звёздные войны"!), когда у наших друзей родился Арсений Евгеньевич. Мы с Костей пару раз по-соседски подменяли молодых родителей, когда им надо было выйти в люди, ну и просто так, безо всяких причин, приходили тискать младенчика. И такой он был милый, этот Арсений Евгеньевич, что мы тоже захотели малыша. Причём сразу мальчика. И что бы вы думали? Хотели мальчика – получите. Вернее, как. Сначала просто: получите, а уж потом, на втором УЗИ (из трёх плановых) нам сказали: ну да, да, у вас мальчик, хватит уже пучить глаза в экран. Ладно, про глаза не говорили, это я так, для образности. Я вообще не слышала, что там говорили на этих УЗИ – только смотрела на нашего мальчугашку, насмотреться не могла. Потом у врачей всё переспрашивать приходилось.
Имя сыну я выбирала почти с начала беременности. Было всё: и споры с мужем до небес, и опрос окружающих на наличие гениальных идей, и планомерное прочёсывание словаря имён (даже старорусских!), и опять споры с мужем. Я очень хотела назвать сына Львом, а Костя возмущался, что в сочетании с нашей фамилией ребёнку только в цирк прямая дорога. Я хотела назвать Марком, муж кричал: "Шагалом? Ещё чего!" Я искренне не понимала, что ему сделал Марк Шагал, раз такая реакция. Все мои оставшиеся варианты, как то Максим, Степан и Матвей, были точно так же разгромлены в пух и прах. Максимом у нас звали дедушку, Степаном – прадедушку (это к тому, что повторяться – неинтересно), а Матвеем – вообще какого-то давнего кота. "Ты что, хочешь, чтобы у ребёнка было кошачье имя?" – душераздирающе вопрошал муж. Я уже ничего не хотела, но, как и любая гормонально неустойчивая беременная, решила отыграться.
"Ладно, – говорю, – давай свои варианты".
Ну и началось: Иван у меня был дурак, Алёша – Попович, Илья – Муромец, который тридцать три года на печи сидел (как видите, вектор фантазий на русских сказках заклинило), Дима – нет, мне не нравится, и всё тут! Муж предлагал, а я злорадно выдумывала какую-нибудь глупость в отместку за моих Льва и Матвея. Справедливости ради могу сказать, что все его варианты мне и вправду казались не подходящими именно нашему мальчику.
В конце концов, после изнуряющих словесных баталий, споров и криков "ах так? ну пусть вообще без имени живёт!" остановились на Семёне. Сёма внезапно устроил нас обоих: он соответствовал всем критериям, и даже мой переборчивый муж не придумал никакой дразнилки в его адрес.
Короче, в роддом я ехала за Сёмой. Поглаживала животик и говорила: "ну вот, Сёмочка, скоро ты родишься, и мы поедем к папе". А когда взяла сына на руки в первый раз, почувствовала: что-то не то. "Сёмочка" проходил со скрипом. Ладно, думаю, это, наверное, я ещё от родов не отошла. Но и в последующие дни мне как-то не сильно хотелось называть сына Семёном, я даже в звонках родне говорила просто "малыш".
Вернулись домой.
"Костя, – говорю я мужу, – дело в том, что не похож наш сын на Семёна, хоть ты тресни! Давай другое имя придумывать". Муж смотрит: и вправду не похож. "А на кого тогда похож?" – спрашивает. "Понятия не имею", – жму я плечами.
Ну и снова-здорово: по сотому разу начали имена перебирать и… ничего не нравится! Ладно, ещё две недели на регистрацию ребёнка в запасе есть, как-нибудь выкрутимся.
А через пару дней во время вечернего кормления я сидела и смотрела на нашего человечка, поджавшего ручки и ножки, и периодически побуркивающего, как маленький медвежонок, в процессе ужина, и меня вдруг осенило: Миша! Да он же вылитый Миша!
Больше всего на свете Михаил Константинович любил прыгать. Он прыгал всегда: во время еды, после еды, перед сном, после сна, прыгал – как работал. Если бы к Михаилу Константиновичу можно было подключить провода, он бы реализовал себя как вполне неплохой генератор.
Ещё Михаил Константинович очень любил постучать по столу. Стучал упоённо, прислушиваясь к каждому удару о столешницу и приговаривая "Бах! Бах!". Окружающие сразу проникались уважением – видно же, деловой человек.
Басил он, надо сказать, тоже прекрасно. Весьма убедительно басил. Даже кричал, бывало, басом. Пищал редко, в основном, по вечерам, когда темнота за окном ясно давала понять, что скоро на боковую.
