Начнем с того, что работа фельдшером скорой медицинской помощи в России – это игра в рулетку. Ты никогда не знаешь, на какой случай приедешь, и повод к вызову не всегда соответствует тому, что потом на месте увидишь. Например, вызывают на травму. Готовься к тому, что это может быть все что угодно, – от царапины до травматической ампутации головы. Или кому-то плохо. Надо сказать, что каждый скоропомощник вздрагивает, когда слышит расплывчатое «стало плохо». «Плохо» – может быть и ребенку, которого рвет, и кому-то в наркопритоне, который и найти очень сложно, и куда зайти очень страшно, или кто-то сошел с ума. Особенно ужасно, когда работаешь один, без напарника, и ночью едешь на такой вызов. Представьте, приезжаешь в притон и не знаешь, выйдешь оттуда или нет.
Но, несмотря на риски, многие не уходят со скорой помощи. В каком-то смысле это тоже «диагноз». Если ты здесь задержался, то, как бы ни было тяжело и сложно, нигде больше ты не будешь чувствовать себя на своем месте.
Вспоминается один вызов на травму ноги. Я тогда первый год работала на скорой. Едем днем в деревню, в Тмутаракань, в глухомань и медвежий угол, в общем, в такое захолустье, для которого можно найти и другие, куда менее приличные, но гораздо более популярные синонимы. Приезжаем. Встречает нас мужик, стоит на одной ноге, орет: «Спасите, помогите!» Я подхожу. Он рукой опирается на пенек, вторую ногу поджал, и она болтается на весу. Что случилось? А он просто настоящий деревенский житель. Объясняет: «Да я тут дрова рубил…» Он перерабатывал бревна и старые доски в дрова. В одной деревяшке был гвоздь. И когда мужчина замахнулся топором, гвоздь от силы удара отрикошетил ему прямехонько в бедро и намертво застрял в тканях. Мужик хотел сам достать гвоздь, но, по счастью, не смог.
Говорю: «Поехали в травму, там тебе достанут гвоздь, сделают укол от столбняка и отпустят домой». Мужик возражает, мол «да как я поеду?» Я осматриваю ногу и понимаю, что гвоздь у него держится за кожу внутри, и его можно достать, если немножечко подрезать. Нахожу большую стерильную иглу, ребром острия подрезаю кожу и достаю гвоздь. Кровотечения практически не было, повязку наложила.
– Теперь, – говорю, – тебе не так больно, поехали в больницу делать укол от столбняка.
Дед на радостях побежал в дом, выбежал с бутылкой водки, которую он уже пил из горла, и сказал, что «никакой столбняк ему не страшен и в больницу он не поедет». Вот тогда-то я услышала, какой я «суперврач», что я его спасла, и что «вот такие врачи и должны быть». В общем, забавная получилась история.
Была у нас одна пациентка. За годы работы на скорой много их, конечно, было. Но эту знала вся подстанция. Ее всегда узнавали по голосу, и адрес ее все знали наизусть. По тому адресу жила большая цыганская семья. Их дом находился в деревне. Цыганка, к которой мы выезжали, страдала астмой, позже у нее случилась онкология легких, и она вызывала скорую помощь каждый день. Иногда по нескольку раз в день, чтобы в вену ей поставили препараты, после которых становится проще дышать. Это гормональные препараты. Да, с ними действительно становится проще дышать, но вены на руках они напрочь выжигают. И чем чаще их использование, тем меньше вен остается. У этой женщины вен, можно сказать, не было. Поражала ее худоба и земляного цвета лицо с черными-черными глазами и бровями… Она практически постоянно сидела на аппарате, который подавал кислород. Когда мы к ней приезжали, то давали наш кислород, потому что он более концентрированный, старались наковырять вену, чтобы была возможность сделать ей инъекцию. Ее немножечко отпускало, и она сразу закуривала сигарету. Ездили мы к ней на протяжении двух лет, отказать нельзя. Тебя вызывают, ты едешь. Но, по сути, человек нас гонял, иногда дважды в день, фактически для того, чтобы выкурить сигарету… С таким-то диагнозом она так и не захотела отказаться от курева…
Кстати, семья ее была достаточно богата, в доме всегда было полно народу. А у нас на скорой бывает такое, что не хватает копеечных препаратов. Например, закончился физраствор, ну нет его по каким-то причинам, нужно продержаться до завоза. Тогда мы идем в аптеку, покупаем необходимое за свои деньги, потому что понимаем: кому-то это спасет жизнь. Цыганке этой постоянно нужны были так называемые «бабочки» – для детских вен или для таких взрослых людей, у которых вен почти нет. Всегда поражало, что эта небедная семья ни разу не удосужилась сделать себе запас этих «бабочек», которые стоят недорого, но не всегда бывают на скорой. И они это знали. Мы всегда что-то припасали на экстренный случай. Для детей. Но здесь случай был далеко не экстренный. Поражало, насколько люди даже о себе не хотят позаботиться, уже не говоря о других.
Звонит в скорую беременная. Говорит, плохо дело, болит живот. Приезжаем. Край географии, деревня – два дома, три собаки. И посреди этой деревни две пятиэтажки. Нам в одну из них на первый этаж. Заходим. Встречает нас ребенок, лет трех, босой, грязненький, сопливенький. В квартире полумрак, все максимально бедно. В постели лежит беременная. Срок 20 с чем-то недель, живот напряженный. Говорю: «Можно мне помыть руки?» Отвечает: «Да, только света нет». Ладно, не привыкать. Иду помыть руки, смотрю, нет мыла. Помыла так, пошла осматривать девчонку. А у нее угроза прерывания беременности: ни сердцебиения плода не слышно, ни его шевеления… Нужно срочно ехать в больницу.
