Я найду тебя, падаль! И в мерзкую ночь
Я прицелюсь в глазёнки – и вышибу прочь!
Две большие дыры! Упоительный тир!
Твою подлую душу отправлю в сортир!
Ты увидишь красиво одетых людей,
Увлечённо кружащихся в вальсе костей
Над погостом приюта «Послушных Детей»!
– Это что? – Она даже не подняла взгляда на девушку.
– Вы о чем? – Аня осмотрела себя обнаженную, насколько это было возможно без зеркала. Ничего особенного не нашла. Подтянутое девичье тело, плоский живот.
Немолодая совсем женщина занималась оформлением бумаг.
– Дурочку из меня не делай, – Она, также не поднимая головы, нахально ткнула ручкой Аню в предплечье, где на тонкой венке оставались от вчерашнего забора крови на анализы следы уколов.
– Вы думаете, я наркоманка?
Аня чуть сжала губки, перевела взгляд на медсестру. Она наконец посмотрела на новоприбывшую. Аня успокоилась.
Взгляд чуть в бок и улыбка – свысока.
– Что кокетничаешь? Сережки все свои снимай, кольца, из носа дрянь вот эту тоже вынь.
Аня вынула из носа сережку, септум. И только сейчас почувствовала, что она полностью обнажена, что на руке у неё следы от уколов, паспорт в цепких руках хамоватой медсестры и в толстом совдеповском журнале появляются какие-то записи. От открытой двери в коридор её отделяет шаткая, почти картонная перегородка. За ней перешептывания и шелест санитарской формы.
Они ждут Аню.
Медсестра тяжело поднялась, но, встав и выпрямившись, пошла плавно, с элегантностью баржи. В руках у Ани появился застиранный фланелевый халат в цветочек. Он пах мерзко, но она оделась. Показывать характер здесь нельзя.
Убедившись, что тело девушки прикрыто, баржа сделала манёвр кистью, подзывая одного из санитаров.
– Пожитки эти вниз спустите.
– Подождите, там телефон, там планшет, мне ведь нужно маме сообщить, – Голос Ани дрогнул. В рюкзаке были все её вещи. Она обменяла их на выцветший халат.
Двое других санитаров образовали конвой и повели девушку вглубь по коридору. Её никто не держал, но в молодых лбах читалась полная готовность.
Привели в палату, уложили на кровать. Аня пыталась прикинуть, сколько мест было в этой палате. Количество стремилось к бесконечности.
Подошёл врач, он выглядел адекватно, надо было суметь с ним поговорить. Она привстала на кровати.
Грубый толчок: «лежи».
– Анна Сергеевна, – врачу передали папку с документами, видимо там было и направление, характеристика, анамнез. Он пробежал глазами по одной из бумажек, – значит, опасна для социума.
Санитары исчезли, на их месте стояла медсестра отделения. Иссохшая старушка. Ей, скорее всего не было ещё пятидесяти, но она выглядела мучительно плохо, словно сама себя поедала изнутри.
– Пока капельницу поставьте, – врач обратился к ней, – пять, шесть. Лучше больше. Ирины Витальевны до понедельника не будет все равно. Я ей заниматься не буду, я не её лечащий врач. Поэтому пусть. Отдыхает.
Аня силилась встать, но холёный молодой мужчина, «не её лечащий врач» предупредил попытку:
– Все с Ириной Витальевной. Экстренную помощь мы Вам окажем. Дальнейшее лечение зависит от неё.
Так Аня познакомилась с первым врачом отделения. На фоне других женщин и девушек в советских халатах, на фоне измученных ночными сменами санитаров он сиял жемчугом. Идеальная, ухоженная щетина. Белоснежные рукава. Ни единого пятнышка. Он не касался ничего, что могло бы его испачкать. И он, конечно, ничего не решал и ничего не значил. Фактически, до понедельника, пока не вернётся Ирина Витальевна, в отделении не будет хозяина. Пациенты могли бы устроить революцию.
Но даже без хозяина третье отделение хранило жуткий чад страха.
Руку Ани зафиксировали к железным прутьям кровати, чтобы игла не вылетела во сне. С каждой каплей, стекающей по пластиковой трубке, Аню сильнее прижимало к больничным простыням с серой печатью клиники.
– Анечка, милая, соберись. Нужно понять, как ты здесь оказалась.
Ещё вчера никто не мог предположить такого развития событий. Аня проснулась поздно, солнце полностью залило почти несмятую после сна постель. Первые заходящие к Ане лучи обычно будили её: весной и летом никогда не заводился будильник. Но сегодня свет не потревожил девочку.
Проснулась в блузке, юбка лежала в кровати у ног, внизу туфли, не сняла в прихожей.
– Да, детка, – обратилась Аня сама к себе, – ты давно так не напивалась.
Аня точно знала, что вчера не пила.
И ужин себе не готовила – специально зашла ближе к вечеру в вегетарианское кафе у дома. Это абсолютно точно. Но в правой руке нож – желтая пластмассовая рукоятка. Такими ножами не шутят.
Аня левша. С другой стороны на кровати ноутбук, открытый вордовский документ. Мелькнул значок батарейки – нужно срочно поставить на зарядку – несохраненный документ может пропасть.
По первым выловленным словам было понятно, это посмертные указания. Экран мелькнул ещё раз и выключился.
– Слишком сюрреалистично, дорогуша, – пробормотала Аня, измеряя шагами комнату в поисках зарядного устройства для ноутбука.
На восстановление файла нужно время.
– Можешь потратить эти минуты на самоуспокоение, но это очевидно. Кто-то пытался тебя убить изнутри.
Аня ужаснулась, это были первые искренние её слова самой себе в тот день.
