Акт первый. Может ли грех быть праведным?
Заснеженная проселочная дорога давно закончилась, автомобиль пробивал снежную толщу, двигаясь по бескрайней целине. В такт натужно ревущему мотору выл злющий ледяной ветер. В тусклом свете фар УАЗа темными силуэтами появлялись одиноко стоящие деревья. Они, с размашистыми корявыми ветвями, зловеще нависали над проезжающим внедорожником.
Однообразный пейзаж русской глуши наконец-то сменился и впереди показались черные фигуры брошенных домов. Избы сосредоточились вокруг покошенной церквушки. Возвышаясь над домами, она казалась огромной. Из темноты, сквозь метель, стали заметны очертания деревянного креста, установленного на колокольне. Самих колоколов давно уже не было, как и другой металлической утвари, за которую можно было выручить хоть какие-то деньги.
Паша уже не раз бывал в этом месте. Старинное село с позабытым названием и растворившейся в поле дорогой служило перевалочным пунктом для охотника-любителя. Много раз он приезжал в здешние места и оставался на ночлег. Брошенное поселение ничем не отличалось от прочих, в которых ему довилось побывать. Охотник жег костёр, разделывал добытую дичь или просто опрокидывал одну-другую стопку чего-то крепкого, чтобы снять напряжение и быстрее уснуть. Но позже это поселение стало для него местом скорби.
Автомобиль остановился посреди поселка рядом с колодцем. Паша вышел из машины. Осмотрелся. Сквозь снегопад он заметил небольшую елку. Хвоя стояла у одной из десятка изб. Охотник подошел к машине и открыл загруженный всякими вещами багажник. У большого мешка лежало ружье, патронташ и топор. Когда Паша потянулся за топором, мешок вдруг дернулся. Из него послышался тихий вой, всхлипы и тонкий голосок. Сквозь истерику, ребенок умолял отпустить его.
– Мить, я же обещал, что пальцем тебя не трону! Хватит ныть… – безучастно ответил Паша на мольбы сидевшего в мешке, взял топор и, хлопнув дверью багажника, побрел к ели.
«Дать что ли ему еще хлороформа? А если дам, то может и не проснуться больше» – начал было он терзать себя мыслями. «С одной стороны, да, можно. И ему будет легче, и мне, с другой – я убью его, а я ведь не убийца, да и мертвый пацан их, наверное, не устроит». Паша расстегнул дубленку, размахнулся и принялся рубить елку. Пока дерево не упало в сугроб, мысли беспощадно штурмовали голову. Раздумья в очередной раз вызвали сомнения, жалость, вину. Эти чувства только мешали действовать, останавливали его, и Паша попытался отогнать их воспоминаниями о Кате. «Раньше я был хорошим человеком. Это все они! Они сделали меня преступником… я все исправлю…», – думал Паша, волоча елку к избе, где несколько лет назад была похищена его дочь.
– Я все исправлю! Исправлю! Слышишь, Катя? – сквозь внезапно накатившие слезы бубнил мужчина, открывая дверь в дом. Заиндевелое нутро избы встретило его могильной тишиной, тьмой и проникающим под одежду холодом. С тех пор, как он со своей семьей остался здесь на ночлег, ничего не изменилось. Даже покрытые инеем дрова, заготовленные им же три года назад, лежали нетронутыми на прежнем месте. Охотник затащил елку в избу и, пройдя по скрипучему полу, принялся разжигать печь. В углу комнаты стояла высохшая, совсем лысая ель. Игрушки вместе с желтыми хвоинками валялись рядом. Оконные проемы все ещё были заколочены досками. В щелях между деревяшками можно было разглядеть снег, накрывавший двор. Паша вернулся к машине, чтобы забрать остальные вещи и мешок с ребенком, который он поволок по снегу до самого дома.
Изначально мужчина не хотел развязывать его и освобождать семилетнего мальчишку, которого ему удалось увести из-под носа родителей. Мальчика он украл тридцать первого декабря у школы. В этот день уроков не было, но в некоторых школах были организованы балы-маскарады, где ребятам в конце праздничной программы вручали подарок и какую-то безделушку. Митя вышел из школы вовремя и подошел к дороге, но его семья задержалась на считанные минуты, а Паша проезжал мимо. Закрыв ребенка внедорожником от глаз свидетелей, он ловко затолкал мальчика на заднее сидение, спрятал в мешок и, завязав его, перебросил в багажник. Отъехав от школы, в первые минуты он оборачивался и посматривал в зеркало заднего вида, ожидая мерцание проблесковых маячков полицейских машин, тут же вызванных прохожими. Дав ориентировку на автомобиль, полиция могла достать его где-нибудь на выезде из города, но спустя несколько часов, съехав на проселочную дорогу, Паша расслабился и, отбросив дурные мысли, продолжил спасение своей дочери.
Здесь, среди сырых прогнивших изб, полей и лесной чащи украли его Катю. Пока не приехала полиция, жена молодого охотника уже успела обезуметь от горя и ужаса, а он – обыскать округу. Оперативники приехали с собакой, которая очень странно себя повела, отказавшись выходить из машины. Когда овчарку вытащили силой, она вырвалась и, поджав хвост, забилась под машину. Полицейские обыскали каждый дом, взяли показания у отца, но в похищение не поверили. Кроме следов охотника, других обнаружить не удалось. Вызвали спасателей. Начались поиски, которые не дали результатов. Полиция не стала открывать уголовное дело. Следственный отдел посчитал, что в пропаже виноваты родители, и девочка, скорее всего, сгинула в топях. Но Паша не мог забыть отчаянный Катин вопль, который разбудил его. Схватив фонарь, он выскочил в ночную темноту. «Катя!» – крикнул он что было сил. На его крик прибежала жена. «Катя!» – продолжали родители, а в ответ лишь завывание ветра…
