Уже с начала XVIII века прежнее подворное обложение стало оказываться неудовлетворительным, возбуждая недовольство и в плательщиках и в правительстве. На плательщиков подворная подать падала слишком неравномерно, частью благодаря естественной неравномерности самой податной единицы, частью благодаря тем злоупотреблениям, к которым прибегали плательщики, сбивая перед переписью по нескольку дворов в один и тем искусственно увеличивая эту неравномерность. Для казны он не давал достаточных средств на покрытие усиленных расходов, вызванных военными нуждами. Рассчитывая, что со времени последней подворной переписи, производившейся при царе Федоре в 1678 году, население значительно увеличилось, Петр предпринял новую подворную перепись в 1710 году. Каково же было, однако, его удивление, когда перепись обнаружила самые противоположные результаты! В северных и средних губерниях, тогда наиболее населенных, не только не обнаружилось прибыли населения, но оказалась значительная его убыль. На такой характер движения населения оказали свое действие усиленные наборы рекрут и работников, которыми отличались первые годы Северной войны и которые вытягивали из населения значительное количество его молодых сил, массами затем погибавших в сражениях или вследствие сильно распространенной болезненности на кораблях и в рекрутских партиях, которыми новобранцы пересылались в армию. Громадная смертность развита была также среди работников, собранных для постройки Петербурга, Кронштадта и Ладожского канала, вследствие плохих санитарных условий, в которых им приходилось работать среди нездоровой, болотистой природы. Наконец, масса населения, раздраженная тягостью повинностей, налагаемых государством, бежала из его пределов в те местности, где беглецы рассчитывали укрыться от сборщика податей. Колонизация юго-восточных и южных окраин приняла тогда усиленный характер, благодаря бегству русского крестьянина с севера и из центра. Таким путем значительной доле населения удалось уйти на время от слишком тяжело давившего государства и не попасть в переписные книги. Для Петра, однако, все эти причины убыли населения остались незаметными. Разочарованный результатами переписи 1710 года, он приписал обнаруженную ею убыль дворов неточности приемов переписи, небрежности переписчиков и злоупотреблениям плательщиков. Взимание податей велено было продолжать по старым книгам царя Федора, что в значительной мере отягчало те местности, где убыль населения была действительным фактом.
С тех пор мысль о новой податной единице – душе – все настойчивее занимает Петра. Она же подсказывалась ему в тех проектах реформ, которые в значительном количестве подавались царю. Авторы проектов доходили до новой податной единицы частью самостоятельным путем, частью же переносили в Россию черты французского податного устройства. В том и в другом случае, путем ли самостоятельных размышлений, или путем сравнения с иностранными податными организациями, авторы финансовых проектов приходили именно к той самой единице обложения, которая была необходимым следующим моментом русской податной эволюции. Еще в первой половине XVII века на место древней сохи, представлявшей из себя значительное пространство обработанной пашни, стала «дворовая» или «живущая» четверть – искусственный комплекс определенного числа тяглых дворов с определенным количеством обработанной земли. Затем этот комплекс разложился на отдельные дворы, по которым стала взиматься подать с 1646 года. Таким образом, процесс развития податной единицы постепенно подошел к душам, как составным элементам, на которые должен был разложиться тяглый двор. О новой податной единице писали в проектах такие публицисты, как Посошков, обер-фискал Нестеров, крестьянин Иван Филиппов, полковник Юрлов, стремившиеся придать податному обложению более уравнительный характер и облегчить податное бремя плательщиков. Нельзя считать доказанным прямого влияния на Петра представленных ему проектов податной реформы, хотя в нем нет ничего невероятного. Интерес Петра к новой единице был несколько иной, чем интерес составителей проектов; его занимали не уравнительность подати и облегчение плательщиков, а желание создать более обильный приток средств в казначейство. С принципом нового обложения Петр уже ясно знаком в 1715 году, когда он употребляет термин «поголовщина» в одном из писем к Брюсу, которому поручал осведомиться о шведском порядке содержания армии. В ноябре 1717 года, более чем когда-нибудь занятый этим вопросом, он предписал Сенату вычислить, во что обойдется содержание одного солдата, драгуна и офицера, рассчитав, со скольких податных единиц, «душ или дворов (что удобнее)» будет собираться нужная для этого сумма, и предоставил, таким образом, самому Сенату избрать ту единицу обложения, которая окажется более удобной. Решение остановиться на поголовном обложении окончательно созрело у Петра к ноябрю следующего года, когда и появился знаменитый указ о начатии поголовной переписи, которая должна была лечь в основу новой подушной подати.
«Взять сказки у всех, – писал Петр в указе 26 ноября 1718 года, – дать на год сроку, чтоб правдивые принесли, сколько у кого в которой деревне душ мужеского полу, объявя им то, что кто что утаит, то отдано будет тому, кто объявит о том». Этим указом предписывалось, следовательно, произвести подушную перепись. Но указ этот был слишком лаконичен, и в январе следующего года Сенату пришлось давать ему обстоятельное развитие. Составление и подача сказок, то есть списков тяглых душ в дворцовых и церковных имениях и в черных волостях, были возложены на приказчиков и старост. Помещики, крупные и мелкие, жившие в своих деревнях, обязаны были представить сказки сами; в тех вотчинах, из которых их владельцы были в отлучке, дело это поручалось также приказчикам, старостам и выборным из крестьян. Тем вотчинникам, которые в 1719 году находились в Петербурге, велено было представить сказки самим. На месте в областях прием сказок был возложен на провинциальную администрацию. Для исполнения всей этой работы преобразователем дан был годовой срок, и Сенат в своем указе предписывал областной администрации «сие, яко главное дело, окончать в сем настоящем году без всякого отлагательства». Но дело шло крайне медленно, и подача сказок затянулась. В конце 1719 года Сенат принужден был объявить, что, несмотря на неоднократное повторение указа о сказках под самыми суровыми угрозами, сказкам ниоткуда присылки нет. Петр прибег к своему обычному средству воздействия на административную машину, разослал гвардейских солдат по провинциям и приказал всех областных правителей, не успевших со сказками, «держать в канцеляриях на цепях и в железа скованных», не выпуская до тех пор, пока не кончат этого дела. Однако в январе следующего 1720 года и он принужден был отложить срок подачи сказок еще на полгода. Только к весне 1721 года был стянут переписной материал в центральную канцелярию, учрежденную для сбора сказок в Петербурге. Но этот материал оказался очень неисправным. В сказках стала обнаруживаться при их разработке огромная «утайка» душ, вызванная желанием уменьшить податное бремя.
