Война 1812 года не была неожиданностью ни для Европы, ни для России. Она была результатом той политики, которую вели Франция и Россия задолго до того, как заговорили пушки на русских полях.
Первую попытку сокрушения России Наполеон совершил в 1806–1807 гг. Хотя эта попытка и не принесла ему решительных результатов, все же Наполеону удалось достичь многого. Главное состояло в том, что он расчистил себе путь к русским границам.
Заключив в 1807 г. Тильзитский мир, Наполеон мог сказать, что теперь он близок к мировому господству. На его пути стояли лишь Россия и Англия. Путь к победе над Англией лежал через Россию. Без ее ресурсов Наполеон не мог надеяться нанести окончательное поражение Англии. Наполеон понимал, что нападение на Россию можно совершить лишь при мобилизации сил и средств всех порабощенных им государств. Однако Наполеон был уверен в успехе своего предприятия. «Через пять лет, – говорил он, – я буду господином мира; остается одна Россия, но я раздавлю ее»[1].
В России хорошо понимали, какую угрозу несет наполеоновская агрессия, и тоже готовились к решительной схватке. На первом плане оказались вопросы внешней политики, которые приобрели решающее значение и для внутренней политики обеих сторон. В дипломатическую борьбу были втянуты почти все европейские страны; каждая сторона стремилась упрочить свои внешнеполитические позиции, заключить союзы с другими державами, ослабить позиции противника и создать наиболее благоприятные условия для решения стратегических задач.
Особенной активности эта дипломатическая борьба достигла в 1810–1812 гг. Наполеону удалось путем применения оружия, угроз и шантажа подчинить себе государства Центральной Европы, что дало ему возможность мобилизовать и направить против России огромные по тому времени силы и средства.
Заключая Тильзитский мир, Россия оказалась вынужденной присоединиться к континентальной блокаде, начать новую войну с Англией, признать все приобретения и изменения, сделанные Наполеоном в Европе, в частности появление Варшавского герцогства. Русской дипломатии удалось сохранить Пруссию (в составе собственно Пруссии, Силезии, Бранденбурга и Померании) и выиграть время для собирания сил к предстоящей борьбе.
Широкие общественные круги воспринимали Тильзитский мир как тяжкий удар по престижу России. С. Р. Воронцов писал из Лондона своему сыну: «Я сначала отказывался верить этому… Я чувствовал себя совершенно униженным… у меня нет сил переносить с твердостью несчастье, позор, порабощение и неизбежное падение моей злополучной родины…»[2]. Один из молодых друзей Александра I – Адам Чарторыйский писал ему: «Я думаю, что Ваши теперешние отношения к французскому правительству кончатся для Вашего императорского величества самым гибельным образом»[3]. В знак протеста А. Чарторыйский и некоторые другие ближайшие лица из окружения Александра I ушли в отставку. Вместо А. Я. Будберга министром иностранных дел был назначен Н. П. Румянцев. Военным министром и наиболее близким к Александру I лицом стал А. А. Аракчеев. Дворяне повсеместно выражали недовольство Тильзитским миром, в столице стали «говорить открыто о перемене правления»[4].
Но в целом Тильзитский мир был полезен для России тем, что давал ей передышку. Обе стороны хорошо понимали это обстоятельство. Россия вела себя отнюдь не как побежденная держава, а, скорее, как равный партнер. Это было закреплено на Эрфуртском совещании в сентябре 1808 г., созванном по Инициативе Наполеона, нуждавшегося в демонстрации дружбы с Россией в тот момент, когда Австрия была готова воспользоваться французскими затруднениями в Испании. В Эрфурте русская дипломатия добилась крупных успехов. Конвенция, заключенная 30.IX (12.Х), содержала признание Наполеоном прав России на Финляндию, Молдавию и Валахию. Кроме того, Наполеон отказался от активной помощи Турции в ее войне с Россией и даже обязался оказать поддержку последней в случае выступления Австрии на стороне Оттоманской Порты[5]. Но заключенный в Тильзите мир таил в себе противоречия, которые неизбежно должны были привести к новой войне с Францией. Самое главное заключалось в том, что участие в континентальной блокаде несло России разорение.
В самом деле, если в 1801–1806 гг. Россия ежегодно вывозила 2214 тыс. четвертей хлеба, то в период 1806–1810 гг. вывоз упал до 596 тыс. четвертей в год[6]. Сокращение вывоза почти в четыре раза имело следствием резкое снижение цен на хлеб: в 1804 г. пуд хлеба стоил 40 копеек серебром, а в 1810 г. – только 22 копейки. Снижение цен затрагивало интересы не только помещиков, но и крестьян. Резко снизились также цены на лен, пеньку, сало и на промышленные товары.
Причина заключалась в том, что Россия потеряла своего главного покупателя – Англию. Достаточно сказать, что в период с 1802 по 1806 г. Россия вывозила в Англию 91 % всего экспортируемого ею льна, 77 % сала, 73 % пеньки, 80 % щетины, 42 % полотна и даже большую часть (71 %) экспортируемого железа. Из 1000 кораблей, проходивших в эти годы через Петербургский порт, больше половины было английских
