Кто вы такие, чтобы говорить, что вы самый несчастный человек? Кто вы такие, чтобы считать свою жизнь важнее чужой? Вы никто!
Все вокруг страдают. Не только вы! Хватит говорить: «Вам не понять»! Люди всё прекрасно понимают. Они не глупые существа, каковыми вы их считаете. Может, стоит дать ещё один шанс человечеству, а не закрываться в себе навсегда?
Я говорю важные вещи, а вы вновь вторите: «Вам не понять». Да, чёрт, возможно, я не могу понять, что вы сейчас чувствуете, но я знаю, что есть люди, у которых ситуация ещё хуже.
Понимаете? Вы не самый важный человек в мире. Вы один из семи миллиардов. Вместо того, чтобы ныть о том, как вы несчастны, лучше бы встали и сделали что-нибудь.
Ещё, меня смешит, когда люди говорят, что выхода нет. Выход всегда есть! Вся ваша жизнь – это сплошной выбор. Многое зависит от тебя. Хватит ходить серой тенью в меланхолии, и ты осознаешь это. От нашего решения зависит жизнь: своя и чужая.
Убить можно прямо и косвенно. Например, убив одного человека, вы подвергаете других мучениям, и они убиты внутри. Что лучше: быть мёртвым внутри или снаружи? Каждый ответит по-своему…
Со всем этим я столкнулась лично. Это произошло девять лет назад, но обо всём по порядку…
Величина всякого несчастья
измеряется не сущностью его,
а тем – как оно
на человеке отражается.
Генрик Сенкевич
POV Автор.
Массивное здание возвышалось над Хайди, пугая и обескураживая. Коричневые облицовочно гиперпрессованные кирпичи потускнели от нескончаемых дождей, которых выдалось в это десятилетие достаточно, чтобы разрушить прочную конструкцию. Железные прутья забора, подпиравшие при входе название постройки, стали чертой, ограждавшей девушку и других людей от места, внутри которого агония, страдания и нескончаемая боль устраивали собрания, помогая своим подопечным забыться в них. Хайди была довольно смелой девушкой, но от такого, даже она впадала в ступор. Коленки немного потрясывались, а глаза бегали от одного окна, выходящего во двор, к другому. Девушка нервно перебирала пальцы, пытаясь найти в себе храбрость войти. Это место было подобно кладбищу, стоящему на окраине города и пугающему народ. Иногда кажется, что даже «место мёртвых» не вызывало такого необъяснимого сковывающего страха, поселившегося в головах прохожих, как это здание. Что могло вызвать такие чувства? Два древа, склонивших свои оголённые кроны в почтительном поклоне перед посетителями, но в тоже время олицетворяющих сторуких великанов Гекатонхейров – помощников сына Кроноса, взявшего под своё покровительство загробный мир? Или же она просто знала, кто находится внутри?
К ногам героини подлетел клочок бумаги, который принёс ей сильный ветер. Он будто хотел стать частью этой истории, заранее обречённой на плохой финал. Предоставив ему возможность сыграть маловажную роль, Хайди нагнулась и подняла его, стараясь докасаться до мокрой вырезки из газеты как можно меньше. Поспешно развернув его, она попыталась составить текст из оставшихся слов, которые не были стёрты под мелким дождём Нью-Йорка.
«Построенная в 1931 г. в лучших традициях итальянского ренессанса, Bellevue по праву считается одной из ведущих больниц в стране в области психических расстройств, в большинстве случаев носящих криминальный характер»– Хайди смогла разобрать лишь эту часть статьи о месте, пред которым она стояла. Словосочетание «криминальный характер» вертелось у неё в голове, настораживая.
– Сейчас или никогда! – хриплый голос девушки сорвался и дрогнул так, что казалось, будто его обработали в специальной программе, но она старалась не обращать на это внимание и зашагала уверенно в здание. Что подтолкнуло её к столь решительным действиям: сильный, закалённый временем характер или крупная дрожь, бьющая её в связи с холодной погодой? Один из миллиона вопросов данной антиутопии, оставшийся без ответа.
Каблуки встречались с плиткой, цокая, и неприятно скрипели при столкновении. Звук был подобен скрежету пенопласта о стекло или вилки о тарелку. Хмурые люди в белых халатах метались из кабинета в кабинет, не останавливаясь и не замечая ничего, кроме дела своего пациента. Серые стены, которые осыпались в углу и образовывали кучку из мусора, и потолок, который требовал вмешательство строителей, создавали жуткую атмосферу фильмов-ужастиков Голливуда. Вот только это было вовсе не «Дитя тьмы» или «Хижина в лесу», а что-то более мрачное и реалистичное. Больше всего Хайди сейчас хотелось закутаться в одеяло и прижаться к тёте, слушая её равномерное дыхание и внимая каждому слову доброй сказки, что она читала в детстве перед сном. Минута слабости позволила отвлечься, а после расставить все мысли по местам, будто книги в библиотеке, представлявшей из себя голову.
– У Джейн Холм снова эпилептический припадок, – произнёс один из докторов другому.
– Карли Донован мучается от кошмаров, – отвечал второй.
– Кристи Вил слышит голоса, – вторил третий.
Это не было бы так страшно, если бы не их лица, не выражавшие ни одной эмоции, и их пустые глаза цвета песчаной бури, удушающей путников, желающих пересечь безводную пустыню. Фамилии и имена сливались в одно целое и образовывали нечто ужасное. Хайди на секунду подумала, что бредит, но бредила здесь вовсе не она.