Дело было в далекой сибирской деревеньке, которая одним боком прижалась к густому вековому кедрачу, в котором от хвойного смолистого аромата у новичков при первых вдохах кружилась голова, а другим боком прислонилась к берегу речки с коротким названием Томь. Деревенька была не большой, все жители хорошо знали друг друга, и чужаки там редко появлялись. Сибирский климат суровый не простой, а вот народ в противовес природе там живет душевный и открытый, готовый прийти на помощь по первому зову.
В такой деревне, как в сказке бы сказали, жили-были старик со старухой, но произошло это не в сказке, а по настоящему, поэтому и скажем, что жили в той деревне дед с бабкой по фамилии.., да, какая разница, что за фамилия у них была. Её и старожилы-то с трудом помнили, ведь у деда того была привычка при всяком случае говорить: "Грех Батюшка", и уже в деревне никто его по фамилии не называл, а все говорили – "Грех Батюшка", и было сразу понятно, о ком идёт речь.
Дед был низкого росточка и такой весь худенький, что со спины его можно было бы за подростка принять, но никто его за подростка не принимал, ведь он всегда носил душегрейку на меху. Все в деревне знали эту душегрейку. Душегрейка та уже и не понятно, какого цвета была, так сильно выцвела ткань с годами. Конечно, зимой дед носил овчинный тулуп, ну в Сибири без тулупа ни как, но носил его поверх своей душегрейки.
Дед по деревне не ходил, а как будто перебегал от одного места до другого.
– Грех Батюшка, чаВо душегрейку-то меховую натянул, вон как солнце печет и жара нынче стоит на улице, – кричали деревенские мужики, завидев деда.
– Да, вы сами вперед меня взопреете, на меня глядючи, а моим стареньким косточкам тепло нужно, – отвечал улыбаясь дед, хитро сверкнув глазами, и бежал дальше.
И был у деда с бабой сынок. Выкормили они его, вырастили-выучили и в армию его, отгуляв ночь и пройдя с гармошкой по деревне, как и положено отправили. Все чтоб не хуже других.
Уж очень сынку тому в советской армии понравилось, вот он и решил там остался после двух лет службы на сверхсрочную (это служба такая, как в современном мире скажут – служит по контракту). Пошел сын учиться в школу прапорщиков, вскоре это звание и получил да служить спокойно дальше стал. Жену себе нашел – девушку славную спокойную, свадебку сыграли, дитё вскорости у них родилось.
К родителям сын с семьей сначала приезжал раз в год: повидаться да подрастающего внучка показать, ну и помочь, как водится, подлатать в родительском доме то одно, то другое. Потом приезжать стал раз в три года. Потом его всё служба, да дела срочные одолевали, поездки опять же на отдых, на моря, тоже ведь надо, не железный же… Последние годы сынок всё реже и реже в родительский дом заглядывать стал, потом и вовсе перестал.
Смотрит дед, как бабка его скучает-убивается по сынку да по внучку и решил ситуацию эту исправить. Думал, думал и придумал. Вот однажды пришёл он на почту, решил телеграмму сыну своему отправить. А почтальонка, девушка молодая, робкая, розовощекая, принимая телеграмму, тогда её читать даже не стала, просто посчитала слова, взяла с деда денежку сколько положено и отложила бланк с текстом в сторону к другим телеграммам. Дед вздохнул и довольный спокойненько домой перебежками отправился.
В то время на почте телеграммы передавали по телефону в район все сразу, вот наберут стопочку заполненных бланков и в конце смены вечером зачитывают. И вот часов около шести, ещё на почте много народу в очереди стоит, почтальонка начинает зачитывать телеграммы. Тут скоро и до дедовой телеграммы дело дошло, звонким голосом на все помещение почтальонка зачитала в трубку: "Срочно приезжай, я помер!".
Народ, что в очереди на почте стоял, начинает смеяться, на том конце провода телефонистка, принимающая телеграммы, тоже захохотала. Громких хохот на все отделение несколько минут продолжался. Тогда почтальонка понимает, что текст такой отправлять ну ни как нельзя. Подумала и громко продиктовала: "Приезжай, очень жду".
Над дедом в деревне долго после этого случая смеялись.
А его сын… А что сын?.. Сын приехал только через несколько лет только тогда, когда дед и, правда, помер.
Худая корова, ещё не газель.
(народная мудрость)
В небольшом сибирском провинциальном городке жила она – тётя Тома. Женщина она была крупная: и высокая, и крепкая. При этом её нельзя было назвать толстой. Вот большой – да, а толстой – нет. Ей не было ещё и сорока лет, а её все называли тётя Тома – уважали! Нет, ну на работе, конечно, к ней обращались Тамара Вячеславовна, а вот все остальные: друзья, знакомые, соседи и даже младший брат: звали её – тётя Тома.
С ней никто не спорил и ей никогда не перечили. Её боялись, хотя она никогда не ругалась и не кричала, более того старалась говорить тише, но это плохо получалось. Голос у тёти Томы был громкий и зычный, стоило ей кого из знакомых позвать на улице, так вся улица оборачивалась.
Тётя Тома работала медсестрой в хирургическом кабинете. Волосы у неё были длинные, но никто не знал какой длинны, она их всегда гладко зачесывала и собирала в шишку, на этой шишке держался высокий всегда накрахмаленный медицинский колпак. Если пациент недоверчиво пытался при перевязке отдернуть руку, то тёте Томе достаточно было посмотреть на товарища и далее он сидел спокойно, уже не шелохнувшись и уходя обязательно благодарил. Ведь свою работу она знала, делала все процедуры быстро и качественно, то есть профессионально.
