© Viktoria Pressman, 2017
ISBN 978-5-4483-2725-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Господь как полноводная река
Надежды, милости и жизни Увековечена в веках.
Века, что пали ниц бессильны
Свободу воли изменить,
Свободу истины и чуда,
И пусть нам не дано дожить,
Я где-то там навеки буду
В объятьях Отчих почивать
И наблюдать как птицы, что летят отсюда,
Стремятся к новым берегам
И иcчезают в треугольнике бермуды.
Оставляя горняя, продираясь впотьмах,
вдруг забыть этот вздох, этот взгляд…
По-иному взглянуть на цветы бытия,
Зацвести посреди февраля
и в июле выпустить цвет
в череду новых лет
и поверить опять, никого не принять,
отпустить словно дым
и лишь только одна и лишь только один
такой же отчаянный, резкий, прямой,
свой, понятный, родной.
Мы как звезды блуждаем в ночи окружающей злобы,
и бездомность нас гонит к новым дорогам,
мы не знаем пути иного
лишь только в Царство Бога живого
все дороги страдальцев бездомных идут.
Все думают, что мы плохие,
и нас не любили и мы не любили,
мы пили живую воду,
и так много ее расплескалось в дорогах,
потерявшим так много,
открыты ворота для чуда,
благодарностью Богу
уляжется новая вьюга.
Промежность времени, пространства, счастья,
Структура Бытия.
Глаза и снасти, якоря, что тянут в прошлые разлуки,
Но больше нет ни сил ни муки
Терять и думать по чем зря.
Безмерные глаза печали и чьей-то прухи,
Рычанье раненого зверя, чудовища,
А кто же я?
В чудовище красавица жила,
А в темном полусвете
И в предрассветном шелесте и ветре
Красавица грозою обернулась
И падалью запахло изо рта.
Мы монстры ночи, мы дети солнечного дня,
Нашедшие свою любовь
И потерявшие ее по пьяни навсегда.
И больше не любя все ж верить в чудо.
Вот, жизнь волной смывает смерть,
Но все же просится уйти отсюда.
А если так – в полноте, в ожидании чуда,
Позабыв друг про друга.
Да, в полноте, словно Солнце лучами во вне, —
Непредвзято, свободно.
Все как надо и все по нутру.
Волны Темзы стучат в берега
Из камней и домов и людей.
Волны Темзы несут корабли и секунды морей,
Прорезая как истины нить серебристой иглой
Новострой и поверхностный блеск,
Все ж несет сквозь века
Темза река
Старой истины гул,
Новой истины свет.
Господь, Он больше всех любит
Вот этих бездомных в коробках бездонных
С глазами как буря.
Господь, Он был странник и словно как ветер
И Он не осудит поломанных судеб.
Их взгляд быстротечен и нету в нем боли,
Ведь пуще неволи свобода от чисел.
Главу преклоню на груди у чуда.
Христос наш Воскресе,
И все мы там будем.
If only i could love you twice
Если бы можно было мне любить дважды… Смогла бы я любить как прежде.. Или только однажды мое сердце пронзали стрелы. Я иду тебе навстречу, но там вдалеке ничего не вижу.. Все так быстротечно, брызжет волнами у пояса и ниже. В твоей отороченной бархатом жизни есть ли место для чуда? Можешь ли ты стать нищей, погрузившись в глаза друг друга, можешь ли ты быть нежной, опрокинув бокал за встречу… Все же стать немного той прежней и еще немного беспечней. С пеной у рта смеяться, обжигаясь при встрече глазами, и все-таки не отдаться тому мигу волшебства и удачи. Я тебя не держу и не неволю. У меня по соседству вечность. Колокольный звон и птицы щебечут. И почти хочется поверить в то, что наша встреча состоится. На краю бушующей бездны прозвучит снова песня детства…
И в той зоне дипломатической культурной неприкосновенности, где мне все можно, – причесал бы кто против шерсти. Апогей осторожности – свернуться пытливым комочком скукоженной совести, и тогда может быть зажгутся лампочки бессмертия. Покинуть зону отчужденности и встать на стезю неизбежности, прорываясь вперед словно истина и на ходу обрастая стержнями.
И вот я снова вспарываю кожу дорог.
(Весна вспарывает живот зимы.)
Я проникаю глубоко в ee нутро.
Я вместе с горячей кровью теку по ее артериям,
я щурюсь от солнца – морщины у глаз становятся новыми руслами
бурных весенних паводков.
И словно слеза по водосточным трубам
льется радость новой жизни.
Я ступаю нежно по обнаженным мускулам бездорожья.
Осторожно, безмятежно.
Все увереннее поют птицы.
Дети – самые заинтересованные на этом празднике жизни.
Триумфальные арки, бранденбургские ворота, системы лояльностей для постоянных клиентов.
Как все это ново и жестоко.
Парк Тельмана и улица Маркса.
Пригретые на груди евреи.
Бундесмарка диктует новую моду, показывает античность и воплощает любовь к труду.
Несмотря на кризис перенаселенности и непогоду.
And all the diamonds of the roads that you admired
Will make you closer to the things that you desire
Deserve or not – all passions, glories
(like ancient dutchess in the castle) —
All various restrictions, neverending stories
Of love and freedom in the book of Zion
The ancient wisdom of the truth
Will always lead you from somewhere behind.
Вторая свежесть
И вдруг показалось, что это как твоя и моя вторая свежесть, которая пронеслась перед глазами вместе с солнечным бурлящим днем и улеглась в ногах мартовским междустрочьем, почти мертвецки пьяным на пике сарацинской крепости с сигарой во рту, прочувствовав едва ли твой обнаженный смысл, твою красоту, которую мне заново позволили познать на берегах обретенного рая.
