Жара ослепляла, желтое марево лезло в глаза, проникало сквозь очки и через некоторое время приходилось их сдирать, отклеивать от горячей кожи. В тысячный раз проклиная игигов, он снял залитые потом чужие очки и очистил стекла от мертвых насекомых. Хотелось их выбросить, зашвырнуть подальше и чесать опаленную и искусанную кожу, чесать ее отчаянно и долго.
«Нельзя, черт побери!». Он видел, что стало с Философом, когда его очки растворились в лиловом тумане. Кожа к концу долгих суток покрылась зелеными волдырями, пожелтела, глаза заплыли и Страус оставил его отсыпаться в своем брюхе. «Надо же, – подумал он, – тупая машина, шестеренка безмозглая, и та жалость имеет». Если игиги узнают, Страуса сдадут в утиль.
Плюнул на стекла, протер, еще раз плюнул, жалея, что приходится тратить драгоценную влагу на пустое действие. Через час они опять обрастут толстым слоем грязи и насекомых. В термосе не осталось ни капли. Так было каждые сутки на Черной. Он клялся пить по глотку каждый час, что бы оставалось на вечер. Но приходил одуряющий полдень; желтая туча, состоящая из мерзких химикатов и жирных москитов, лезла в глаза, заполняла жаром комбинезон, порванный в трех местах, и он пил, чтобы не свалиться от жары. Останавливаться было нельзя. Сзади маячил сияющий холодной сталью его личный Страус с синей головой.
Агрессивная среда. Этот термин был знаком еще со школы. Профессор Баранский с таким смаком описывал невероятные трудности и незабываемые приключения на планетах с агрессивной средой, что мальчишками они мечтали о Пандоре 5 или Лексе. Костюм первопроходца представлялся легким и красивым, лазеры казались супер оружием, а в конце пути ждала слава и, конечно же, их имена должны были сиять на золотых звездах в Массиве.
К тому времени, когда Виктор закончил школу, все агрессивные планеты стали карантинными, их исследовали роботы, а не люди. Да и Массив к тому времени стал не более чем смешным старым сайтом. Байки профессора со временем потеряли свою привлекательность, сам он ушел на пенсию и больше не будоражил ничье воображение. И если бы не алчные игиги, он так бы и не узнал, что такое агрессивная среда на чужой планете.
Надел очки и с новыми силами двинулся вперед, глотая сухой обжигающий воздух. Сзади слышался равномерный топот: это Страус шел по дорожке, прорубленной Виктором. Совсем близко. Черт, нельзя так зевать!
Он срубил ножом несколько лиан и с грустью посмотрел на бесполезный лазер. Как было легко первые пять дней, пока это чудо игигской техники работало! Можно было проходить десять, а то и пятнадцать миль в день. Страусы были довольны, наливали двойную дозу воды и позволяли раньше закончить сутки. Но теперь лазер болтался у него на бедре бесполезной игрушкой.
Планета Черная с удовольствием закусила самым мощным оружием в космосе. Макс говорил, что это плесень. Она разъела его армейский нож и «проглотила» две гранаты, которые он припрятал от игигов. Но Виктор не видел никакой плесени, просто на шестой день лазер без видимой причины отказался работать и продвижение по Черной стало таким медленным, что больше выматывало, чем приносило пользы.
– Борис Натанович! – Позвал он, выглядывая из-за сплетенных крепким узлом лиан, но физика нигде не было видно. Его тропа должна была быть где-то рядом.
Усмехнулся: вспомнил, как они волновались за старика. С его здоровьем следовало сидеть на какой-нибудь планете-курорте и попивать настойки из лечебных трав, да читать старинные бумажные книжицы, которые он повсюду таскал за собой. Честно говоря, Виктор, когда увидел его в своей команде, решил, что деду конец, долго он не протянет. Но прошли сутки, уважаемый академик, божий одуванчик, худосочный старикашка вернулся бодрым и веселым. Его крючковатый нос гордо торчал под игигскими очками, а белая вязаная шапочка лихо съехала набекрень. И в остальном он выглядел лучше любого из них: комбинезон не порван, заряд полей почти полный, лазер ни разу не использован. И он прошел даже больше остальных.
Пока они укрощали агрессивную среду, он спокойно ждал их в десяти милях от лагеря, гордо восседая на одном из этих странных пятигранников, которые попадались в начале тропы. Его тропа была шире и чище, чем у Виктора и Философа вместе взятых. Сначала эта загадка никому не давала покоя, но потом Виктор увидел Страуса профессора и все понял. Страус был поцарапан, на эбонитовых ногах имелись сколы и заряд батарей упал ниже середины. Выглядела стальная птичка потрепано и устало.
При всех своих странностях, Страус был всего лишь механизм, а Борис Натанович легко разбирался в любых машинах, даже инопланетных. Что он там подкрутил, осталось неизвестным, но Страус шел впереди своего пленника и сам расчищал тропу. «Ай да профессор, ай да молодец! – подумал Виктор. – Его знания мне пригодятся». И ласково подмигнул старичку, который после этого стал коситься на Виктора как-то настороженно и недоброжелательно.
Весь следующий час он яростно рубил ползущие лианы и протыкал «дымовухи». Отметил на карте три пятигранника и одну «качель». Под ногами, на глубине трехсот футов пролегала жила, но он приберег эти сведения напоследок. Если игиги не заметят, значит, им и не нужно знать. Про геологическую разведку никаких указаний не было, к тому же, он думал когда-нибудь вернуться на Черную, когда здесь не будет Страусов и игигов.
