Wandering on Horizon Road
Following the trail of tears
Once we were here
Where we have lived since the world began
Since time itself gave us this land
Nighwish, Creek Mary’s Blood
На голом неровном полу ничком лежал одетый в чёрное снайпер. Мёртвые всегда пребывают в неестественных позах, опытный глаз сразу заметит разницу. Так валяются брошенные тряпичные куклы, по ним можно ходить ногами, а они даже не пикнут. Почти люди. За одной лишь маленькой разницей – они с тобой никогда не заговорят, и им совершенно всё равно.
Почти как тебе, затерявшейся в недрах тысячеметрового металлопластового частокола бесчисленных башен, в недрах миллиардного людского муравейника.
Тёмная фигура бесшумно прокралась к рампе, удобнее перехватила «Барретт» левой рукой за основание ствола и на выдохе, одним движением перебросила себя в положение для стрельбы. Пока – никакого подозрительного движения на соседних точках, остальные тонули в сгустившемся смоге. Хорошо, спишем на удачу. Главное, не дожидаться очередной переклички постов, на коробочку, эмулирующую показания биодатчиков, надолго не положишься.
Оптика послушно подстроилась, выводя на всё поле картинку цели.
Пять фигур стояли там, внизу, на самом краю голого пространства, километровой окружности. Памятное место. Двое мужчин и женщина, плюс ещё двое чуть в отдалении. Они все смотрели на руины посреди площади и словно чего-то ждали.
Ветер носил по пустырю мелкий сор, чернел остов рухнувшей башни, воняло старым, прогнившим насквозь Мегаполисом. И эти пятеро.
Тёмная фигура чуть пошевелилась, фиксируя ствол. Давно не виделись. Жаль, что время отмщения ещё не настало. Даже скорость сердечника в два километра в секунду для этих пятерых – недостаточно быстро. Да и какая это месть, если тот, против которого она была направлена, не будет иметь шанса осознать всю тяжесть содеянного. Но всё-таки их нужно было увидеть. Особенно – её. Каково это, быть пустой оболочкой, нежитью в руках холодного некроманта. Тряпичной куклой, которая забыла умереть.
Ничего, они ещё встретятся позже.
Тёмная фигура отделилась от тёплого ствола гауссовой винтовки и пропала в полимерных складках башни. Только холодеющее тело, всё ещё мелко подёргивающееся от разрядов имплантанта, оставалось напоминанием, что здесь кто-то побывал.
Реанимация оказалась безуспешна.
Европа, шестой спутник Юпитера. Мы называем её Луной.
Внешние камеры сутками напролёт транслируют внутрь прочного корпуса знакомую белёсую неровную поверхность, наверху зияет такое же голое безатмосферное небо, а Солнце хоть и было тут всегда холодным и каким-то чужим, но светит оно всё тем же жёлто-белым светом. Даже гравитация тут лунная, без тяжёлых ботинок шага толком не ступить.
Вот только настоящая Луна не вздрагивает ежесекундно от непрекращающегося дрейфа стокилометрового, методично взламываемого волнами Россби1 ледяного панциря, да и восходящая каждые двое коротких бортовых суток Ио своим коричневым диском не помогает тешить себя надеждой, что завтра ты проснёшься, и назад, в метрополию ближайшим челноком. И вместо вожделенного бело-голубого шарика над изгибом горизонта тут выпирает огромный песочно-грязный полосатый флюс Юпитера.
Почти все станции на Луне, включая и нашу «Шугуан», размещаются вдоль линии малого терминатора, здесь приливные силы газового гиганта почти не создавали дополнительных нагрузок на кору, так что станцию не приходилось перебазировать каждые пару лет, унося ноги с места образования очередного многокилометрового каньона, из которого тут же начинал переть пластический глубинный лёд. К тому же, в случае чего, прямая экваториальная видимость внутри системы помогала здесь экстренной лазерной связи.
Если забыть про рокочущие недра, приноровиться к ботинкам и не думать о радиационном фоне за бортом, здесь вполне можно было спокойно просидеть свою трёхлетнюю вахту, да и отправляться себе восвояси с очередным литиевым грузовиком.
Моё дело маленькое – веди технический журнал, если что – отправляй команду смертничков на абордаж очередного свихнувшегося автоматического рудовоза. Ну, или вышедшую из строя внешнюю камеру заменить, они тут почти как люди, больше года не живут. Цао ни ма гэ тоу.
Проекция отчёта послушно погасла, оставив после себя лишь четыре полупрозрачных разлапистых иероглифа с осточертевшей символикой. Будь такая возможность, трудолюбивый народ хань2 понапихал бы свои закорючки на каждой заклёпке, тем самым ежесекундно напоминая тебе – ты здесь никакой не «ответственный менеджер абордажных смен», ты здесь – ай чу фэн тоу, е синь бо бо, бу цзэ шоу дуань. Варвар, выскочка и карьерист без понятий. И даже если ты вдруг доживёшь до возвращения, кредитов тебе «Янгуан Цзитуань», конечно, отвалит, но ни слова благодарности за свои труды ты на Земле не дождёшься. Какому ханьцу интересен ай чу фэн тоу, е синь бо бо. Да и вы мне не интересны, мне интересны ваши кредиты. И ещё интересно выжить.
Когда я не думаю о Земле, я думаю о своих смертничках. Пусть они тоже почти все чистопородные тупые ханьцы, я их в чём-то даже жалею. У меня хоть был выбор, лететь сюда полтора года в консервной банке или не лететь, а им «Янгуан» – мама и папа родные. Вот и лезут в бот каждый раз, как на бой. В бога, в душу, в мать. Или что там у них вместо этого всего. Цао ни ма гэ тоу.
